ицу предков, прежде чем другие его дети, мои 
братья, станут
ссориться из-за наследства и оставят меня ни с чем. Вы получите богатые подарки,
 если мы
доплывем до места быстрее обычного, хотя плыть далеко. Наши предки, видите ли, 
похоронены
поблизости от своего прежнего имения, недалеко от границы с Митанни.
Гребцы заворчали, но я купил им два кувшина пива и сказал, что они могут пить 
его до
заката, лишь бы были готовы отправиться, как только стемнеет. Они стали горячо 
возражать:
– Мы ни в коем случае не поплывем в темноте, ведь ночь полна больших и 
маленьких
злых духов, которые кричат страшными голосами и могут опрокинуть лодку или 
убить нас.
На это я сказал им:
– Я пойду в храм и принесу жертвы, чтобы в дороге с нами не случилось ничего 
плохого,
а звон того серебра, которое вы получите, когда мы доберемся до места, так 
заткнет ваши уши,
что вы не услышите никаких злых духов.
Я отправился в Башню и положил на жертвенник овцу. В храме почти никого не было,

весь народ собрался возле дворца. Когда я разглядывал овечью печень, мысли мои 
были так
разбросаны, что печень не сказала мне ничего значительного. Я заметил только, 
что она темней
обычной и скверно пахнет, так что меня охватили плохие предчувствия. Потом я 
собрал овечью
кровь в кожаный мешок и, взяв его под мышку, отнес во дворец. Возле дверей 
женских покоев
у меня над головой пролетела птица моей родины – ласточка, и я решил, что она 
предвещает
удачу, это прибавило мне смелости и согрело сердце.
Войдя, я сказал скопцам:
– Оставьте меня наедине с этой безумной женщиной, чтобы я мог изгнать из нее 
злого
духа.
Они послушались меня и отвели в небольшие покои, где я объяснил Минее, что она
должна делать, и оставил ей нож, а также мешок, наполненный кровью. Она обещела
выполнить мои указания, после чего я оставил ее, закрыл за собой дверь и сказал 
скопцам,
чтобы ей никто не мешал, ибо я дал ей лекарство, которое изгонит из нее злого 
духа, а этот дух
может случайно войти в первого, кто откроет дверь без моего разрешения. Скопцы 
тотчас мне
поверили.
День склонялся к вечеру, все палаты дворца окрасились розовым закатом, Каптах 
опять ел
и пил, а Буррабуриаш, посмеиваясь, прислуживал ему. Пол был усеян спящими 
пьяными
людьми, знатными и незнатными. Я сказал Буррабуриашу:
– Мне нужно убедиться в том, что Каптах умрет без страданий, ведь он мой слуга, 
и я
отвечаю за него как хозяин.
Буррабуриаш ответил:
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 122
– Тогда поторопись, ибо старик, мой личный врачеватель, уже подливает яд в вино,
 и твой
слуга, согласно доброму обычаю, умрет, едва закатится солнце.
Я нашел старика, и он поверил, что я послан к нему царем. Он то пел, то что-то 
бормотал
и, выслушав меня, предложил:
– Лучше, если ты сам вольешь яд, ибо руки мои дрожат от вина, а глаза так 
слезятся, что я
ничего не вижу. Я сегодня вдоволь насмеялся шуткам твоего сумасшедшего слуги.
Я вылил то, что он уже приготовил, и влил в вино столько макового сока, сколько 
нужно
для крепкого сна, потом отнес кубок Каптаху и сказал:
– Каптах, возможно__________, что мы уже никогда не увидимся, ибо ты до того 
возгордился, что
завтра, наверное, не узнаешь меня. Поэтому выпей вино, которое я тебе даю, 
чтобы по
возвращении в Египет я мог рассказать, что был другом повелителя четырех сторон 
света. Знай,
что я всегда желал тебе добра, что бы с тобой ни случилось, и не забудь о нашем 
скарабее.
Каптах, с трудом ворочая языком, пробормотал:
– Слова этого египтянина были бы для моих ушей что жужжание мухи, если бы вино 
не
шумело в них так, что я вообще н