, можешь пойти туда за ним. Проследи, чтобы он 
не
сделал ничего такого, о чем придется потом слишком жалеть, ибо я живьем сдеру с 
него шкуру
и повешу ее сушиться на стену, если он посмеет тронуть моих жен, но, если он 
будет вести себя
прилично, я обещаю ему легкую смерть.
Я спросил у него:
– Буррабуриаш, я воистину твой друг и хочу тебе только добра, но скажи мне, что 
все это
значит, ибо печень моя страдает, видя, как тебя превратили в слугу и всеобщее 
посмешище.
Он раздраженно отвечал:
– Это же всем известно – сегодня день ложного царя. Поспеши за ним, чтобы не
случилось беды.
Но я его не послушался, хотя он дергал меня за руку.
– Я не знаю обычаев твоей страны, – сказал я, – поэтому ты должен мне объяснить,
 что
все это значит.
Тогда он объяснил:
– Каждый год в день ложного царя в Вавилоне избирается самый глупый и смешной
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 118
человек, который может всем управлять как царь с восхода солнца до заката, и 
сам царь должен
ему прислуживать. Я еще никогда не видел более смешного царя, чем Каптах, 
которого я сам
выбрал. Он не знает, что его ждет, и это самое смешное.
– А что его ждет? – спросил я.
– На закате его так же неожиданно убьют, как на восходе короновали. Я, если 
захочу,
могу убить такого царя очень жестоко, но чаще всего ему дают в вине легкий яд, 
так что он
просто засыпает, не подозревая, что больше не проснется, – нельзя же оставить в 
живых
человека, который целый день управлял как царь. Но когда-то очень давно 
случилось, что
настоящий царь, хлебнув спьяну горячего бульона, который попал ему не в то 
горло, умер в
день ложного царя, и править страной стал ложный царь, он сидел на вавилонском 
троне
тридцать шесть лет, и никто не жаловался на его правление. Поэтому я должен 
быть начеку,
чтобы не выпить сегодня горячего бульона. Но иди же скорее, чтобы слуга твой не 
наделал
глупостей, о которых он вечером пожалеет.
Однако мне не пришлось ходить за Каптахом, ибо Каптах сам вылетел из царских
женских покоев очень разгневанный и с подбитым глазом, а из носу у него текла 
кровь. Он
стонал и кричал:
– Поглядите, что они со мной сделали! Они предложили мне старух и жирных 
негритянок,
а когда я захотел попробовать молоденькую ярочку, она превратилась в тигрицу, 
выбила мне
единственный глаз и стукнула сандалией по носу.
Тут Буррабуриаш так расхохотался, что ему пришлось обеими руками схватиться за 
меня,
чтобы не упасть. А Каптах продолжал жаловаться, охая:
– Я не осмелюсь больше открыть эту проклятую дверь, ибо девушка бушует там 
подобно
дикому зверю. Ты должен пойти туда, Синухе, и вскрыть ей череп, чтобы злой дух 
покинул ее –
ничего другого я придумать не могу. Ее несомненно терзает злой дух, иначе она 
не осмелилась
бы напасть на своего царя и так больно стукнуть меня по носу, что кровь хлещет 
из меня,
словно из раненого быка.
Буррабуриаш подтолкнул меня:
– Сходи, Синухе, погляди, что там случилось, ты же знаешь, что я не могу идти 
туда
сегодня. Потом расскажешь мне, в чем дело. Я, правда, догадываюсь, о ком речь – 
вчера туда
доставили девушку с морского острова, от которой я жду много радостей, хотя ее 
надо бы
сначала приручить с помощью макового меда.
Он приставал ко мне так долго, что я наконец пошел в женские покои, где царил 
большой
переполох, и скопцы не прогнали меня, они уже знали, что я врачеватель. Старухи,
 разодетые,
увешанные украшениями и закрасившие свои морщины ради сегодняшнего праздника,
окружили меня, спрашивая хором:
– Куда он сбежал, наше золотко,