ала за моими носилками до самых ворот дворца, а впереди 
на
белом осле ехал Каптах, и упряжь осла звенела серебряными колокольчиками. Но я 
сделал все
это не ради себя, а ради Хоремхеба, раз он дал мне много золота и глаза мои 
были его глазами,
а уши – его ушами.
У ворот дворца воины, орудуя копьями, разогнали толпу и подняли щиты, образовав 
из
них сверкающую золотом и серебром стену, а меня пронесли по охраняемой 
грифонами дороге
во внутренний царский двор, где я увидел старого человека с обритым подбородком 
– знаком
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 104
учености. В его ушах блестели золотые серьги, а щеки презрительно отвислы. 
Разглядывая
меня злыми глазами, он сказал:
– У меня разлилась желчь от всего этого пустого шума и гама, который ты поднял 
своим
приходом, а повелитель всех четырех сторон света спрашивает, что это за человек,
 который
является, когда угодно ему, а не тогда, когда этого хочет царь, да еще является 
с таким
грохотом и гвалтом?
Я отвечал ему:
– Старый человек! Твои слова для моих ушей подобны жужжанию мухи, но я все-таки
спрошу тебя, кто ты, осмеливающийся так со мной говорить?
– Я личный врачеватель повелителя четырех сторон света, – прошипел он злобно, – 
и
главный среди его врачей, а что ты за проходимец, являющийся со своими фокусами
выманивать золото и серебро у царя? Но знай, что, если царь в щедрости своей 
даст тебе
клейменного серебра или золота, половину ты должен отдать мне.
– Твоя желчь меня не трогает, – сказал я ему, – и лучше бы тебе поговорить с 
моим
слугой, ибо это его дело – отгонять от меня попрошаек и вымогателей. Но я 
все-таки хочу быть
тебе другом, поскольку ты старый человек и плохо соображаешь. В знак этого дарю 
тебе свои
золотые браслеты с запястий, чтобы ты знал: серебро и золото для меня что пыль 
под ногами и
я прибыл сюда не за золотом, а за знаниями.
Я отдал ему золотые браслеты с запястий, и он так растерялся, что не нашел слов 
для
ответа. Поэтому он разрешил Каптаху сопровождать меня и отвел нас к царю.
Царь Буррабуриаш сидел на мягких подушках в просторной комнате, стены которой
сверкали разноцветными плитками. Это был изнеженный мальчик, он сидел, подперев 
щеку
рукой, а у ног его лежал лев, громко зарычавший при нашем появлении. Старик 
бросился на
живот, обтирая пол перед царем собственными губами. Каптах последовал его 
примеру, но,
услышав львиный рык, векочил, как лягушка на все четыре конечности, и так 
закричал от
страха, что царь расхохотался, откинулся на подушки и стал кататься, задыхаясь 
от смеха. А
Каптах рассердился и сказал:
– Уведите этого ужасного зверя, пока он меня не укусил, ибо я еще никогда в 
жизни не
видел более страшного существа, а рев его подобен грохоту военных колесниц на 
фиванском
рынке, когда пьяная охрана едет после праздника на ученья, – с этими словами он 
сел на пол и
закрылся руками, а лев тоже сел, громко зевнул и закрыл рот, так что зубы его 
щелкнули
подобно храмовой шкатулке, поглотившей вдовье приношение.
Царь задыхался от смеха, из глаз его текли слезы, но потом он вспомнил о своей 
зубной
боли, нахмурился, заохал и снова схватился за щеку, которую так раздуло, что 
она наполовину
закрыла глаз. Старик поглядел на него и торопливо сказал:
– Вот он – упрямый египтянин, который не явился, когда ты ему повелел. Подай 
только
знак, и я велю воинам проткнуть его печень.
Но царь, пнув его ногой, отвечал:
– Сейчас некогда говорить глупости, пусть он скорее меня вылечит, ибо я терплю
невыносимые боли и боюсь, что умру, потому что не спал уже несколько ночей и 
ничего не
могу есть, кроме горячего бульона.
– Повелитель всех четырех сторон