чались вольностью и у них было мало детей, из чего 
я также
решил, что над этим народом нависла тень вымирания.
Следует еще рассказать, что митаннцы не знали границ собственной страны, 
поскольку
хетты увозили на своих военных колесницах пограничные камни и устанавливали их 
где
вздумается. А если митаннцы возражали, хетты только смеялись в ответ и 
предлагали им
переставить камни на прежние места, но такого желания у жителей Митанни не было,
 ибо они
боялись хеттов, утверждая, что это жесточайший и коварнейший народ на свете. 
Для хетта
самая большая радость, говорили они, слышать стоны раненых и смотреть, как из 
открытых ран
льется кровь, а если митаннцы, живущие у границ, жаловались на то, что хеттские 
стада
вытаптывают их поля и съедают посевы, хетты ломали им руки и с издевкой 
говорили: можете
перенести камни обратно. Ломая митаннцам ноги, они кричали: бегите, жалуйтесь 
своему
царю! Кроме того, они отдирали кожу с головы и спускали ее на глаза, чтобы 
митаннцы не
видели, как они передвинули границу. Митаннцы рассказывали, что хетты 
оскверняют и
египетских богов, нанося таким образом оскорбление всему Египту, уже поэтому 
фараон
должен был, по их мнению, прислать в Митанни золота, копий и наемные отряды, 
чтобы начать
войну с хеттами, а так как воевать митаннцы не любили, они надеялись напугать 
хеттов
поддержкой фараона и заставить их отступить. Невозможно пересказать и 
перечислить все то
зло, которое приносят им хетты, и все те грубые и постыдные выходки, которые их 
отличают.
Хетты хуже саранчи, говорили они, ведь после нашествия саранчи земля снова 
оживает, а там,
где проехали военные колесницы хеттов, трава уже не вырастет.
Я не хотел больше оставаться в Митанни, ибо считал, что знаю все, что хотел 
узнать, но
мою честь врача ущемляло сомнение митаннских врачевателей в правдивости моих 
рассказов о
трепанации черепа. И случилось так, что в дом приезжих, где я жил, прибыл 
знатный человек,
жалующийся на беспрерывный шум в ушах, подобный шуму морского прибоя, на частую
потерю сознания и тяжкие головные боли, из-за которых он больше не хочет жить, 
если никто
не сумеет его вылечить. И так как лекари Митанни не брались за его исцеление, 
он собирался
умереть. Я сказал ему:
– Может быть, ты и поправишься, если позволишь мне вскрыть твой череп, но, 
скорее
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 101
всего, ты умрешь, ибо только один из сотни излечивается после этого.
Он отвечал мне:
– Я был бы безумцем, отказавшись от твоего лечения, ведь так у меня остается 
хоть одна
возможность из ста сохранить себе жизнь, а если я сам себя убью, я умру 
навсегда. По правде
говоря, я не верю в исцеление, но если ты вскроешь мне череп, я не разгневаю 
богов
самоубийством. А если ты, против моих ожиданий, все-таки вылечишь меня, я на 
радостях
отдам тебе половину всего, что имею, – и это немало. Ты не просчитаешься и в 
случае моей
смерти, ибо и тогда получишь большую награду.
Я тщательно обследовал его голову, ощупывая ее со всех сторон, но мои 
прикосновения
не были для него болезненны и ни одно место на голове не вызывало подозрений.
– Постучи молотком, – посоветовал мне Каптах, – ты ведь ничего не теряешь.
Сначала он не реагировал на мои прикосновения молоточком, но вдруг ужасно 
вскрикнул,
упал и потерял сознание. Так я нашел то место, где лучше всего вскрыть череп. 
Собрав
митаннских целителей, я сказал им:
– Верьте или не верьте, но я собираюсь вскрыть череп этого человека, чтобы 
вылечить
его, хотя, вероятнее всего, он умрет.
Врачи рассмеялись мне в лицо.
– Хотелось бы это увидеть, – ска