то заставляют воинов маршировать перед ними, чтобы и 
чужеземцы,
видя это, дивились их могуществу. И не будет ничего плохого, если ты станешь 
смотреть, как
маршируют воины, запомнишь, чем они вооружены, сосчитаешь, сколько у них 
военных
колесниц, большие они и тяжелые или маленькие и легкие, сидят ли в них двое или 
трое
воинов, ибо я слышал, что некоторые сажают в колесницы не только возчиков, но и 
воинов со
щитами. Важно также знать, упитанны ли они и смазаны ли их тела маслом или они 
тощие,
искусанные насекомыми и с гноящимися глазами, как мои тупорылые. Рассказывают 
также, что
хетты наколдовали из земли новый металл и выкованное из него оружие оставляет 
вмятины
даже на острие медной секиры, что металл этот синий и зовется железом, а правда 
это или нет –
не знаю, ибо возможно, что они нашли только новый способ закалять медь, что-то 
в нее
подмешивая, и я хотел бы узнать, что это за способ. Но важнее всего выведать, 
что за человек
правитель и что за люди его советники.
Я взглянул на него, а он уже отвернулся и, равнодушно помахивая золотой плетью,
уставился в окно на оливковые деревья с покрытыми пылью листьями. Но не 
Иерусалим видел
он перед собой, взгляд его был устремлен далеко, грудь вздымалась, в глазах 
горел мрачный
огонь.
– Понимаю тебя, – сказал я после длительного молчания. – Мое сердце в последнее 
время
тоже беспокойно, точно птица в клетке, поэтому я и отправился к тебе поглядеть 
на войну, хотя
слуга мой и предостерегал меня. Я, пожалуй, ничего не имею против того, чтобы 
уехать в
дальние страны, где бывали лишь немногие египтяне, ведь Симира мала и уже 
надоела мне, и
пока ты говорил, я недоумевал – как это я до сих пор мог в ней оставаться? Но 
человеку трудно
решиться на отъезд, если его не подтолкнет кто-нибудь другой. Однако ты мне 
все-таки не
повелитель, к тому же я не понимаю, зачем тебе все это знать, какая от этого 
польза, если ты
будешь сидеть в Золотом дворце фараона и забавляться с женщинами.
– Погляди на меня! – сказал он в ответ.
Я поглядел – и вдруг он вырос в моих глазах, в его взгляде заиграл мрачный 
огонь, он
стал похож на бога, так что сердце мое задрожало, и я склонился перед ним, 
опустив руки к
коленям, а он сказал:
– Теперь ты веришь, что я – твой повелитель?
– Сердце говорит мне, что ты мой повелитель, но почему это так – не ведаю, – 
произнес я
коснеющим языком, и мне стало страшно. – Может быть, ты и вправду рожден 
повелевать
людьми, как утверждаешь. Будь по-твоему, я отправляюсь в путь, и глаза мои 
будут твоими
глазами, а уши – твоими ушами, но я совсем не уверен, что увиденное и 
услышанное мной
будет тебе полезно, ибо в том, что тебя интересует, я невежествен, и лишь в 
искусстве
врачевания я сведущ. Но постараюсь сделать все, что сумею, однако не ради 
золота, а ради
того, что ты мой друг, и боги, если они вообще существуют, этого желают.
Он сказал:
– Ты никогда не пожалеешь о дружбе со мной, но золота я все-таки дам, ибо, коли 
я
что-нибудь понимаю в людях, оно тебе пригодится. И тебе не обязательно знать, 
почему эти
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 96
сведения для меня дороже золота. Но могу тебе сказать, что великие фараоны 
всегда рассылали
своих людей по дворцам других правителей, а посланцы нынешнего – это бараны, 
которые не
сведущи ни в чем, кроме того, как собрать в складки одежду, как носить награды 
и в каком
порядке кто из них стоит по правую или по левую руку фараона. Так что если ты 
их встретишь,
не обращай на них внимания, пусть их речи будут для тебя как жужжание мухи.
Когда мы прощались, он сбросил с