удивляет ваше поведение. Вы 
подозреваете меня в том, чего у меня и в мыслях не было, и сердитесь. Ну не 
печально ли? - И на глазах его показались слезы.

Вспомнив, как стремились сердца их друг к другу все эти годы, какими нежными 
письмами они обменивались, госпожа подумала, что все его увлечения - мимолетные 
прихоти - не более, и успокоилась.

- Поверьте, у меня есть особые причины заботиться о той женщине и часто 
сообщаться с ней. Но сейчас рано о том говорить, боюсь, что вы снова истолкуете 
мои слова в дурную сторону. Возможно, в другом месте она и не привлекла бы 
моего внимания, но там, среди диких скал...

И Гэндзи рассказал ей обо всем, что сохранилось в его памяти: о том печальном 
вечере, когда стлался по берегу дымок от костров, о словах, сказанных госпожой 
Акаси, о ночи, когда он впервые увидел ее лицо, и, разумеется, о том, как 
чудесно звучало в ее руках кото... А госпожа, слушая его, думала: "Пока я 
изнывала здесь от тоски, он дарил свою нежность другой, и пусть это только 
случайная прихоть, но все же..." Горькая обида пронзила ее сердце, и она 
отвернулась, постаравшись принять самый независимый вид.

- А ведь все так прекрасно начиналось, - прошептала она, ни к кому не обращаясь,
 и вздохнула.

- Я хотела бы первой
Струйкой дыма подняться к небу,
Пусть даже тот дым
Устремится совсем не туда,
Куда думы влюбленных стремятся... (108)

- О, не говорите так, это слишком жестоко...

Ради кого
Я терпел все невзгоды, скитаясь
По горам и морям?
Ради кого тонул я
В бесконечном потоке слез?

Сумею ли я убедить вас? Жизнь ведь не всегда бывает так длинна, как этого 
хочется... Разве не ради вас старался я не навлекать на себя ничьей ненависти?

Придвинув к себе кото "со", Гэндзи настроил его и предложил госпоже сыграть, но 
она даже не дотронулась до струн, очевидно недовольная тем что та особа из 
Акаси оказалась искусней ее.

Госпожа обладала на редкость кротким, миролюбивым нравом, и такие внезапные 
вспышки ревности отнюдь не умаляли ее привлекательности, скорее наоборот.

Гэндзи, подсчитав украдкой, что на Пятый день Пятой луны девочке должно 
исполниться пятьдесят дней5, умилялся, представляя себе ее невинное личико. "Ах,
 как жаль, что нельзя ее увидеть!" - вздыхал он, отправляя в Акаси гонца.

- Смотри не перепутай, ты должен появиться там именно на Пятый день, не позже и 
не раньше,- предупредил Гэндзи, и гонец прибыл в Акаси точно к сроку.

Дары, приготовленные Гэндзи, поражали великолепием, к тому же со свойственной 
ему предусмотрительностью он позаботился о самом насущном, без чего в Акаси не 
обойтись.

"Никаких перемен
Не ведая, травы морские
Растут среди скал.
И вряд ли знают они
Об аире, расцветшем сегодня.

Вы не можете вообразить, какая тоска... Так жить дальше невозможно. Решайтесь 
же. Обещаю, что Вам не о чем будет сожалеть",- писал Гэндзи.

Увидев его письмо, Вступивший на Путь по обыкновению своему заплакал от радости.
 Но ради таких мгновений и стоит жить, так что никто не удивлялся, глядя на его 
опухшее лицо.

Надобно ли говорить о том, что Вступивший на Путь превзошел самого себя, 
готовясь к этому дню, и тем не менее он показался бы ему чернее ночи, когда б 
не гонец из столицы.

Кормилица между тем успела привязаться к госпоже, найдя в ее лице вполне 
достойную собеседницу, и это несколько скрашивало ее существование. Молодой 
госпоже в основном прислуживали дамы, которых некогда, используя давние