ение, то я 
предпочла бы прислуживать ему самому. Думаю, что тогда бы мне удалось очень 
быстро забыть свои горести".

- Знаю, я никогда 
Неразрывными узами не был 
Связан с тобой. 
Но мысль о скорой разлуке 
В сердце рождает тоску.

А что, если я последую за вами? - спрашивает Гэндзи, и женщина, улыбнувшись, 
привычно отвечает:

- Так тяжела
Мысль о внезапной разлуке
Не потому ли,
Что сердце твое стремится
В те края, куда путь мой лежит?

"Неплохо!" - думает он.

Дочь Сэндзи выехала из столицы в карете. Гэндзи поручил самым верным своим 
приближенным сопровождать ее, потребовав от них соблюдения строжайшей тайны. Он 
послал с ними охранительный меч, великое множество других приличествующих 
случаю даров, и не было такой мелочи, о которой он не позаботился бы. Да и сама 
кормилица окружена была поистине необыкновенным вниманием.

Гэндзи то улыбался, представляя себе, как нежно заботится о внучке Вступивший 
на Путь, то вздыхал, охваченный смутной тревогой,- словом, девочка занимала все 
его думы, и не потому ли, что уже теперь он неясно любил ее? Госпоже Акаси он 
написал отдельное письмо, в котором настоятельно просил ее отнестись с должным 
вниманием к воспитанию дочери, указав при этом на необходимость обращаться с 
ней как с особой самого высокого происхождения.

"День настанет, тебя
Я своим рукавом укрою.
Да будет твой век
Так же долог, как век утеса,
На который спускается дева...4 (147)".

Кормилица и спутники ее весьма быстро добрались до Акаси. До провинции Сэтцу 
они плыли в ладье, далее ехали на лошадях. Радость Вступившего на Путь, равно 
как и признательность его, истинно не ведала пределов. Он низко поклонился, 
оборотившись в сторону столицы, и, преисполненный благоговейного трепета, 
обратил на внучку все свои попечения. Девочка же была так прелестна, что у 
всякого, кто взглядывал на нее, невольно сжималось сердце.

"И в самом деле, не зря господин изволил побеспокоиться о ее воспитании",- 
думала кормилица, глядя на свою питомицу, и сомнения, мучившие ее перед 
отъездом из столицы, окончательно рассеялись. Тронутая прелестью и милым нравом 
девочки, она окружила ее нежными заботами. Мать же, которая все эти луны 
пребывала в глубоком унынии, казалось, утратила последний остаток сил, и не 
было у нее желания жить долее. Однако же столь явный знак внимания со стороны 
Гэндзи придал ей бодрости, и, впервые за долгое время оторвав голову от 
изголовья, она сама позаботилась о том, чтобы гостям был оказан любезный прием.

- Мы должны немедленно отправляться обратно,- заявил гонец. Видно было, что 
любое промедление для него мучительно, поэтому, написав совсем короткое письмо, 
госпожа Акаси заключила его такой песней:

"Слишком узки
Мои рукава и не смогут
Защитою стать
Этим цветам, ожидающим,
Чтоб над ними прикрыли небо" (148).

Гэндзи беспрестанно помышлял о дочери, и желание увидеть ее росло с каждым днем.
 Он долго не говорил ничего госпоже, но, опасаясь, что она узнает новость от 
других...

- Вот так обстоят дела, - сказал он в заключение. - Непостижимы превратности 
судьбы. Ну можно ли было ожидать, что именно там... Досадно, право. К тому же 
это девочка... Конечно, я мог бы пренебречь ею, но, должен признаться, у меня 
недостает сил... Я хотел бы привезти ее сюда и показать вам. Надеюсь, вы не 
станете мучиться ревностью?

Вспыхнув, госпожа ответила сердито:

- Можно подумать, что у меня на редкость дурной нрав. Вы так часто напоминаете 
мне об этом, что я и сама начинаю относиться к себе с неприязнью. Помилуйте, да 
разве есть у меня причины для ревности?

Гэндзи добродушно улыбнулся:

- Разумеется, нет, здесь вы совершенно правы. Мен