о знакомства с этой стороной жизни, - говорит миясудокоро, а 
Гэндзи, подумав про себя: "Не слишком ли?", отвечает:

- Мне многое открылось за эти годы, обидно, что вы видите во мне прежнего 
легкомысленного юнца. Но я верю, когда-нибудь и вы...

Снаружи темно, а изнутри сквозь ширму просачивается слабый свет. "Может быть, 
повезет?" - И Гэндзи украдкой приникает к прорезям занавеса: дрожащий огонь 
светильника озаряет женщину с густыми, красиво подстриженными волосами. Она 
полулежит, облокотившись на скамеечку-подлокотник, и таким трогательным 
очарованием дышит весь ее облик, что хочется, взяв кисть, запечатлеть ее на 
бумаге.

Еще одна женская фигура видна с восточной стороны полога, вероятно, это и есть 
жрица. Занавес, стоящий перед ней, небрежно сдвинут в сторону, и можно 
разглядеть, что девушка лежит, подперев рукой щеку, погруженная в глубокую 
задумчивость. Смутные очертания ее фигуры позволяют предположить, что она 
весьма хороша собой. Все в ней: и небрежный наклон головы, и рассыпавшиеся по 
плечам волосы - показывает изнеженность и благородство натуры. В ее чертах есть 
что-то гордое, величавое и вместе с тем пленительно-милое.

Сердце Гэндзи трепещет, но тут же вспоминаются ему слова миясудокоро.

- Мне становится хуже. Простите мне невольную неучтивость, но я вынуждена 
просить вас удалиться, - говорит между тем больная, и дамы укладывают ее.

- Как жаль, что мой приход не оказал на вас благотворного действия... Мне 
больно смотреть на ваши страдания. Но что, собственно, мучает вас?

Заметив, что он готов заглянуть за занавеси, миясудокоро говорит:

- Ах, вы ужаснулись бы, меня увидев. Вы изволили прийти как раз в тот миг, 
когда страдания мои достигли предела, и в этом видится мне знак истинной 
связанности наших судеб. Я рада, что мне удалось излить перед вами хоть малую 
часть того, что терзало и мучило мою душу. Теперь, что бы ни случилось, я во 
всем полагаюсь на вас.

- Я тронут, что именно мне вы доверили свое прощальное слово. У ушедшего 
Государя было много сыновей, но я почти ни с кем из них не был близок, а 
поскольку жрицу он любил не меньше родных дочерей своих, я могу заботиться о 
ней, как о сестре. Я достиг вполне зрелого возраста, но, к сожалению, в моем 
доме нет детей, которые могли бы стать предметом моих попечений. - С этими 
словами Гэндзи уходит.

После этого разговора он чаще прежнего посылал справиться о ее здоровье. Но 
прошло семь или восемь дней, и миясудокоро не стало. Эта неожиданная утрата 
вновь обратила Гэндзи к мысли о тщетности мирских упований, и он погрузился в 
глубокое уныние. Не появляясь даже во Дворце, он лично следил за подготовкой и 
проведением всех обрядов. Кроме него, не нашлось никого, кто мог бы взять это 
на себя. Старые слуги жрицы остались при ней и кое-как со всем справились. 
Гэндзи лично явился в дом на Шестой линии с соболезнованиями. Когда жрице 
доложили о его приходе, она выслала к нему свою главную прислужницу, которой 
было поручено сказать, что, мол, поскольку госпожа еще не успела прийти в себя..
.

- Передайте вашей госпоже, что существует уговор, который мы заключили с ее 
почтенной матушкой, и я бы не хотел, чтобы в этом доме меня считали чужим,- 
сказал Гэндзи и, вызвав слуг, поручил им подготовить все необходимое для 
поминальных обрядов.

Казалось, что нынешней заботливостью он стремится восполнить прежнюю холодность.
 Все положенные церемонии прошли с приличной случаю торжественностью, для 
участия в них Гэндзи призвал великое множество своих домочадцев.

Сам он, глубоко опечаленный, заключился в своем доме, соблюдал строгое 
воздержание и, не поднимая занавесей, творил молитвы. Часто он посылал жрице 
письма с соболезнованиями. Немного оправившись, девушка стала отвечать ему. 
Поначалу она очень робела, но кормилица и прочие дамы сумели убедить ее, что в 
данном случае прибегать к помощи посредника недопустимо.

Однажды, когда дул сильный ветер и в воздухе кружился мокрый снег, Гэндзи, 
представив себе, как одиноко и тоскливо должно быть теперь жрице, отправил к 
ней гонца.

"Что думаете Вы, глядя на небо?
Падает снег,
В тучах не видно просвета,
Где-то над домом Витает душа ушедшей13. 
Печально в старом жилище..." -

написал он на лазурной, в сероватых разводах бумаге.

Письмо его, явно рассчитанное на то, чтобы поразить воображение этой юной особы,
 отличалось необыкновенным изяществом. Девушка долго не решалась ответить сама, 
но наконец, вняв увещеваниям дам, полагавших, что участие посредника в подобном 
случае невозможно, написала на пропитанной благовониями зеленовато-серой, 
скрадывающей неровности почерка бумаге:

"Не растает никак
Этот снег, и влекутся томительно
Печальные дни.
Свет меркнет в глазах, и поро