дов, хранилищ, то, имея неизменную доверенность к Сёнагон, он 
отдал под ее начало нескольких преданных ему служителей и подробнейшим образом 
объяснил, как всем этим хозяйством управлять должно.

Дамы, прислуживавшие ему лично,- Накацукаса, Тюдзё и прочие - были в отчаянии. 
Гэндзи никогда не удостаивал их особым вниманием, но до сих пор они по крайней 
мере имели возможность видеть его. Увы, отныне у них не будет и этого утешения..
.

- Если останусь жив, то когда-нибудь снова вернусь сюда,- говорил им Гэндзи.- 
Тех из вас, кто готов ждать, прошу перейти пока в Западный флигель.

Призвав в покои госпожи всех дам, и высших и низших рангов, он оделил их 
памятными дарами, сообразными званию каждой.

Кормилицам своего маленького сына и в Сад, где опадают цветы, Гэндзи помимо 
великолепных даров отправил изрядное количество самых разнообразных вещей, без 
которых нельзя обойтись в повседневной жизни. Кроме того, он отправил письмо 
Найси-но ками, как ни безрассудно это было.

"Я не вправе сетовать на Ваше молчание, но если б Вы знали, как тяжело и как 
горько расставаться с привычной жизнью...

Отмелей-встреч
Впереди не увидев, в отчаянье
Я упал в реку Слёз.
И с тех пор все плыву и плыву,
Теченьем ее влекомый.

Воспоминания - единственное мое утешение теперь, и хотя я понимаю, что, 
отдаваясь им, отягощаю душу свою новым бременем..."

Гэндзи старался писать кратко, опасаясь, что письмо попадет в чужие руки. 
Найси-но ками была вне себя от горя, и, как ни старалась сдерживаться, рукава 
ее ни на миг не высыхали.

"На волнах покачавшись,
В реке Слез бесследно растает
Легкая пена,
Не дождавшись, пока теченье
Ее к отмели-встрече прибьет".

Заметно было, что она плакала, когда писала это письмо, но почерк, выдававший 
сильнейшее душевное волнение, показался Гэндзи удивительно изящным. Ему еще 
досаднее стало уезжать, так и не увидевшись с нею, но, поразмыслив, он не 
решился настаивать на свидании, памятуя, что ее принадлежность к столь 
враждебно к нему настроенному семейству требует от него особой осторожности.

Вечером накануне отъезда Гэндзи, желая поклониться могиле ушедшего Государя, 
отправился в Северные горы.

Стояла пора, когда луна появляется на небе лишь перед самым рассветом, поэтому, 
прежде чем ехать, он решил наведаться к Вступившей на Путь Государыне.

Его усадили перед занавесями, и она сама приняла его. Разговор шел о принце 
Весенних покоев, и Государыня не скрывала своей тревоги.

Давние и весьма глубокие чувства, их связывавшие, располагали к доверительной 
беседе, и немало трогательного было сказано в тот вечер. Государыня не утратила 
за эти годы ни милого нрава своего, ни красоты, и Гэндзи захотелось припомнить 
ей прежние обиды, но, увы, теперь это было тем более неуместно, и, подавив 
жалобы, он ничем не выдал себя. К тому же он хорошо понимал, что, поддавшись 
искушению, лишь увеличит свои страдания, а потому, проявив достаточное 
благоразумие, ограничился следующими словами:

- Я знаю за собой лишь одну вину, которая могла бы послужить причиной столь 
необъяснимых гонений, и мысль о гневе небес повергает меня в трепет. Пусть мне, 
ничтожному, и суждено исчезнуть из мира, но когда б я был уверен в будущем 
благоденствии принца...

Государыня прекрасно поняла, что он имел в виду, но ничего не ответила, хотя 
слова его не могли не найти отклик в ее сердце. На Дайсё же нахлынули 
воспоминания, и, не в силах сдерживаться, он заплакал. Трудно себе представить 
что-нибудь прелестнее его залитого слезами лица!

- Я отправляюсь теперь к государевой могиле. Не желаете ли чего передать? - 
спросил Гэндзи, но она молчала.

- Одного уже нет,
Беды грозят другому.
Близок к концу
Этот мир, и, наверное, напрасно
Отреклась от него я, лишь слезы...-

наконец сказала она, справившись с волнением.

В каком же смятении были их чувства, и как трудно найти им достойное выражение!.
.

Уходил государь,
И казалось - беды исчерпаны
Этой разлукой.
Но, увы, еще больше горестей
Ожидает нас впереди.

Скор