лностью, так стоит ли вообще на нем 
останавливаться?

Всю ночь они бодрствовали и встретили рассвет, слагая стихи. Но Сайсё все-таки 
боялся огласки, а потому торопился обратно. Право, лучше бы он не приезжал...

Вот, подняв на прощание простые глиняные чаши, оба, и гость и хозяин, 
произносят:

- "Опьяненье печалит, слезы льются в весенние чаши..."27

И все присутствующие, глядя на них, роняют слезы. Увы, слишком короткой была 
эта встреча, и можно ли не сожалеть о разлуке? По рассветному небу тянутся 
вереницы гусей...

- Когда же придет
Та весна, когда я вернусь
В родную столицу?
Вижу: гуси спешат обратно,
И зависть рождается в сердце...-

говорит хозяин, а гость все медлит, не в силах расстаться с ним:

- Гуси грустят,
Покидая тот край, где на время 
Приют обрели... 
Как, ослепнув от слез, найду я 
Дорогу в столицу цветов?

Сайсё преподносит Гэндзи превосходные дары, привезенные нарочно для него из 
столицы, а тот, не зная, как отблагодарить друга, выводит вороного жеребца.

Многие считают, что дары опального изгнанника могут принести счастье, но ведь 
"подует северный ветер, и он заржет..."28. Конь же - красоты редкостной.

- А вот и тебе на память,- говорит Сайсё, протягивая Гэндзи свою прекрасную, 
прославленную флейту.

Большего они не могут себе позволить, ведь люди готовы перетолковать в дурную 
сторону все, что видят и слышат...

Солнце стоит высоко, медлить больше нельзя, и Сайсё выходит, то и дело 
оглядываясь, а Гэндзи грустно глядит ему вслед.

- Когда теперь суждено нам встретиться? Но все равно, ведь невозможно себе 
представить, чтобы... - говорит Сайсё, а Гэндзи произносит:

- Высоко, журавль,
Ты летаешь, с тучами рядом, 
Оттуда с небес
Ты взгляни и увидишь - чист я, 
Как этот весенний день...

Разумеется, надежда не оставляет меня, но, увы, даже мудрым мужам былых времен, 
оказавшимся в подобном положении, нелегко было вернуться потом в мир, потому 
мне и не верится, что когда-нибудь я снова увижу столичные пределы...

- В обители туч 
Одинокий журавль рыдает, 
Вспоминая с тоской
О друге любимом, с которым 
Летел рядом, крылом к крылу...

Мы всегда были близки, хотя, возможно, я этого и не заслуживал, и теперь мне 
так тоскливо. Видно, и в самом деле не зря говорят: "не спеши привыкать..." 
(33)

Так и не успев открыть друг другу всех мыслей своих и чувств, они расстались, и 
после отъезда Сайсё жизнь Гэндзи стала еще печальнее, еще тягостнее.

В том году Третья луна начиналась со дня Змеи29.

- Сегодня все, у кого есть какая-то тревога на сердце, должны подвергнуться 
очищению,- сказал со знающим видом кто-то из приближенных Гэндзи, а как тот и 
сам не прочь был полюбоваться морем, тотчас же отправились на берег и, 
загородив Гэндзи простой занавеской, призвали странствующего гадальщика и 
велели ему немедленно приступить к обряду.

Глядя, как волны уносят ладью с сидящей в ней большой куклой, Гэндзи невольно 
сравнил ее судьбу со своей:

- Точно так же и я 
Волной унесен в неведомые 
Морские просторы 
И не знаю, о чьей судьбе 
Сетовать мне теперь?

Его ярко освещенная фигура казалась прекраснее, чем когда-либо. Сияющая морская 
гладь расстилалась перед ним, и не было ей конца. Продолжая размышлять о 
прошедшем и о грядущем, Гэндзи сказал:

- Никаких преступлений 
За собой я не знаю, невинный 
В немилость попал. 
Сжальтесь хоть вы надо мною, 
Восемьсот мириад богов...

Неожиданно подул ветер, и небо потемнело. Так и не завершив