е одиночество и 
невольно подумал о том, как счастливо могли бы они жить вдвоем на этом 
побережье. Так, здесь никто не требовал бы его внимания, и оно всецело 
принадлежало бы ей одной. И днем и ночью перед его мысленным взором стоял ее 
образ, порою воспоминания становились так мучительны, что у него снова 
возникало желание потихоньку забрать ее к себе, однако он неизменно отказывался 
от этой мысли. "Лучше подумаю о своих заблуждениях и постараюсь очиститься",- 
решил он наконец и с тех пор все время свое отдавал посту и молитвам.

Гонец принес письмо и из дома Левого министра. Читая о том, как проводит дни 
его маленький сын, Гэндзи ощутил новый приступ тоски, но постарался взять себя 
в руки, "С ним-то я увижусь непременно, да и заботятся о нем надежные люди, так 
что оснований для беспокойства нет". И все же ни на каком другом пути он не 
блуждал так, как на этом.

Да, вот еще что: в сумятице этих дней забыла я рассказать о том, что Гэндзи 
послал письмо и в обитель жрицы Исэ. Случилось же так, что немного раньше 
оттуда тоже отправили гонца.

Письмо миясудокоро было искренне нежным. Неповторимое изящество слога, почерка 
свидетельствовало о подлинной утонченности натуры.

"Моя душа блуждает во мраке беспросветной ночи с того самого дня, когда дошла 
до меня весть о поистине невероятных переменах, происшедших в Вашей жизни. Я 
тешу себя надеждой, что пройдет совсем немного времени, и Вы вернетесь. Но, увы,
 как далек тот миг, когда увижу Вас я, отягощенная столькими прегрешениями.

Рыбачка в Исэ
Рвет у моря горькие травы,
Быть может, ее
Ты вспомнишь, глядя, как соль
С трав стекает в далеком Сума (114).

Право, как печально все в этом мире... И что ждет нас впереди? - Подобных 
сетований было немало в ее письме: -

Настанет отлив,
Но сколько ты ни старайся,
У залива Исэ
Не найдешь ты ракушек, тщетно 
Здесь влекутся унылые дни".

Она долго писала это письмо, откладывая кисть всякий раз, когда не имела сил 
сдерживать сдавленные в груди и просящиеся наружу чувства, и в конце концов 
исписала четыре или пять листов белой китайской бумаги, причем переходы туши, 
соразмерность строк поражали удивительным совершенством.

В прежние дни эта женщина была любезна сердцу Гэндзи, но после несчастья, 
которое произошло в доме Левого министра, он в ужасе отшатнулся от нее, 
несправедливо обвинив в случившемся. Она же, удрученная его холодностью, 
решилась расстаться с ним и уехала. Вспоминая об этом теперь, Гэндзи жалел ее и 
терзался угрызениями совести.

Письмо, полученное в таких обстоятельствах, показалось ему особенно 
трогательным, и даже к гонцу испытывая теплые чувства, Гэндзи задержал его у 
себя дня на два или на три, желая получше расспросить о жизни миясудокоро в Исэ.


Гонцом же был юноша весьма достойной наружности, обычно прислуживающий жрице. В 
столь стесненных обстоятельствах жил теперь Гэндзи, что даже этот 
незначительный человек мог приблизиться к нему и пусть мельком, но все же 
увидеть его лицо. Разумеется, восхищению его не было пределов. Нетрудно себе 
представить, что написал Гэндзи в ответ...

"Когда б я знал, что придется мне вот так покинуть столицу, я, наверное, 
последовал бы за Вами. Я часто думаю об этом в унылой праздности моего 
нынешнего существования.

Право, чем собирать
В Сума горькие травы,
В лодке жителя Исэ
Предпочел бы я оказаться
И в морских качаться волнах...*

Бросает рыбачка
В костер хворост жалоб своих.
Сколько еще
Суждено мне смотреть зде