ротал дни, читая шестидесятикнижие18 и слушая толкования неясных мест, 
и даже самые скромные монахи радовались:

- Верно, своими молитвами привлекли мы в нашу горную обитель этот невиданный 
свет.

- Право, и Будда почел бы за честь...

Проводя дни в неторопливых размышлениях, Гэндзи с неудовольствием думал о 
возвращении, и только тревога за юную госпожу, привязывая его к миру, не 
позволяла долее оставаться здесь, поэтому вскоре, пожаловав монашескую обитель 
богатыми дарами, он стал собираться в обратный путь. Одарив всех вокруг - как 
монахов, высших и низших, так и живущих поблизости бедных жителей гор, - 
справив положенные обряды, Гэндзи выехал в столицу. Со всех сторон к дороге 
стекались бедняки-дровосеки, смотрели на него, роняя слезы. Гэндзи сидел в 
черной карете, облаченный в невзрачное одеяние скорби, но даже мельком 
уловленные неясные очертания его фигуры были достойны восхищения. Да, в целом 
мире не было человека прекраснее.

Вернувшись домой, Гэндзи нашел юную госпожу повзрослевшей и похорошевшей. Она 
сидела, спокойная и задумчивая, словно размышляя о том, что станется с ними в 
будущем, и была так трогательна, что хотелось вовсе не отрывать от нее взора. 
"Знает ли она, какие бури смущали мое недостойное сердце", - подумал Гэндзи и, 
с умилением вспомнив ее песню: "На глазах меняющей цвет...", принялся 
беседовать с ней ласковее обычного.

Блистающие каплями росы багряные листья, привезенные из горной обители, были 
необыкновенно хороши, куда ярче, чем в саду перед домом, и Гэндзи решил 
отослать их Государыне, рассудив, что подобный знак внимания вряд ли кого-то 
удивит, в то время как отсутствие всяких вестей от него может показаться 
подозрительным. Вот что он написал, обращаясь к Омёбу:

"Я слышал, что Ваша госпожа после долгого перерыва вновь посетила высочайшие 
покои. Меня весьма тревожит как ее судьба, так и судьба принца, поэтому это 
известие не могло не взволновать меня, но не в моей власти было отменять 
назначенные для молитв дни... Созерцая эти листья в одиночестве, мог ли я не 
вспомнить о "парчовом наряде в ночи?"19 (96) При случае покажите их госпоже".

Листья и в самом деле были очень красивы, поэтому Государыня изволила обратить 
на них внимание. Рассматривая же их, заметила привязанный к одной из веток 
маленький листок бумаги. Покраснев под взглядами дам, она подумала недовольно: 
"Право же, он слишком настойчив! Подобные сумасбродства со стороны человека, 
обычно вполне благоразумного, не могут не вызвать подозрения".

Ветки же Государыня велела, поставив в вазу, поместить у столба в передних 
покоях.

Разумеется, она не стала медлить с ответом, но письмо ее - весьма, впрочем, 
обстоятельное - касалось в основном принца: как она тревожится за него, как 
рассчитывает на поддержку господина Дайсё... Словом, она думала прежде всего о 
приличиях, и Гэндзи почувствовал себя уязвленным. Но он давно уже входил во все 
ее нужды, и людям показалось бы странным малейшее пренебрежение с его стороны, 
а потому в день, когда Государыня должна была покинуть Дворец, он отправился 
туда.

Прежде всего Гэндзи зашел к Государю, который изволил как раз отдыхать в своих 
покоях, и они долго беседовали о минувших и нынешних временах. Государь обладал 
на редкость тихим, ласковым нравом, он очень походил на отца, только черты его 
были тоньше и изящнее. Узы искренней и нежной дружбы с давних пор связывали его 
с Гэндзи.

Разумеется, до Государя дошли слухи о том, что госпожа Найси-но ками до сих пор 
не порвала со своим прежним возлюбленным, да он и сам нередко кое-что примечал, 
однако же не торопился никого осуждать. "Когда б это началось сейчас, - думал 
он, - тогда другое дело, но ведь их связь тянется издавна, и нет ничего 
предосудительного в том, что они продолжают сообщаться друг с другом".

Государь расспрашивал Гэндзи о событиях, в мире происходящих, о разных книжных 
премудростях, потом разговор зашел о любовных песнях, и Государь вспомнил тот 
день, когда покидала Дворец жрица Исэ, прелестные черты которой до сих пор не 
изгладились из его памяти. А Гэндзи, не таясь, рассказал ему о печальном 
рассвете в Священной обители на равнине.

Между тем на небо медленно выплыл двадцатидневный месяц, и так прекрасно стало 
вокруг, что Государь молвил: "Ах, только музыки и недостает в такой вечер..."20

- Сегодня ночью Государыня-супруга покидает Дворец, и я намереваюсь навестить 
ее. Я не хотел бы нарушать последней воли ушедшего, тем боле