. Равнодушно она развернула 
его:

"Сколько ночей
Мы с тобою делили ложе,
Но не странно ль теперь,
Что одежды были всегда
Неприступной преградой меж нами?" -

было начертано там небрежным почерком. Никогда прежде она не подозревала в нем 
подобных желаний и теперь недоумевала: "Как могла я безоглядно доверять столь 
дурному человеку?" 

Днем Гэндзи снова пришел в ее покои:

- Говорят, вам неможется? Но что с вами? Вы и в "го" не хотите сегодня играть. 
Мне будет скучно, - пеняет он ей, заглядывая за занавеси: юная госпожа лежит, 
набросив на голову платье. Дамы почтительно удаляются, и он подходит к ее ложу.

- Откуда такая неприязнь ко мне? Вот уж не ожидал, что вы можете быть так 
жестоки! Дамам наверняка покажется это странным.

Откинув платье, он видит, что она лежит вся в поту, а волосы на висках 
совершенно мокрые.

- О, как дурно! В такой день не к добру... - говорит Гэндзи и пытается ее 
утешить, но, видно, по-настоящему рассердившись на него, она не отвечает.

- Хорошо, раз так, больше вы меня не увидите. Как не стыдно, - сердится Гэндзи, 
потом открывает тушечницу, но там пусто. "Какое дитя!" - умиляется он и целый 
день проводит у изголовья юной госпожи, пытаясь ее развеселить: но она все 
хмурится, отчего кажется ему еще милее.

Вечером принесли лепешки-мотии по случаю дня Свиньи30. Поскольку пора скорби 
еще не миновала, никаких пышных церемоний в тот день не устраивали, только во 
флигель были доставлены изящные кипарисовые коробки, наполненные разнообразными 
лепешками. Увидав их, Гэндзи прошел в южную часть дома и кликнул Корэмицу.

- Такие же мотии, только поменьше, принесешь завтра к вечеру. Сегодня день не 
совсем благоприятный, - сказал он, улыбаясь, и сметливый Корэмицу тут же 
догадался, в чем дело31. Не требуя дополнительных пояснений, он лишь заметил с 
видом весьма важным:

- О да, для вкушения праздничных мотии должно заранее выбрать день. Сколько же 
их прикажете подать в честь дня Крысы32?

- Одной трети33 этих будет достаточно, - ответил Гэндзи, и Корэмицу, вполне 
удовлетворенный, вышел.

"Сразу видно, что опытен в таких делах", - подумал Гэндзи.

Никому ничего не говоря, Корэмицу чуть ли не собственноручно приготовил мотии в 
своем доме.

Гэндзи так и не сумел развеселить госпожу, и у него возникло довольно странное, 
но не лишенное приятности ощущение, что он только что похитил эту юную особу и 
привез к себе в дом.

"Все эти годы я неизменно питал к ней самые нежные чувства, - думал он, - но и 
они ничто по сравнению с тем, что я испытываю теперь. Право, непостижимо 
человеческое сердце! Мне кажется, я и на одну ночь не смогу с ней расстаться".

Глубокой ночью были тайно доставлены в дом заказанные им мотии.

"Присутствие Сёнагон, женщины уже немолодой, может смутить госпожу, - подумал 
предусмотрительный Корэмицу и, поразмыслив, вызвал дочь Сёнагон, девушку по 
прозванию Бэн.

- Потихоньку отнеси госпоже вот это, - сказал он, пододвигая к ней коробку, в 
каких обычно держат курильницы.

- Это праздничные мотии, поставь их поближе к изголовью. Да смотри, не 
заблудись по дороге, - пошутил Корэмицу, а Бэн, не совсем поняв, что он имеет в 
виду, ответила:

- Блудить? Да я никогда... Как вы могли подумать? - И взяла коробку.

- Такие слова не к добру сегодня, - предостерег ее Корэмицу, - лучше от них 
воздерживаться.

Бэн была слишком юна, чтобы проникнуть в смысл происходящего, однако же 
послушно пошла и подсунула коробку под занавес со стороны изголовья. А о 
дальнейшем позаботился, видно, сам Гэндзи. Дамам, разумеется, ничего не было 
известно, только самые близкие из них могли кое о чем догадаться, заметив, что 
на следующее утро Гэндзи вынес из опочивальни госпожи коробку для мотии.

И блюда, и прочая утварь - когда только Корэмицу успел все приготовить? - были 
великолепны, особенным изяществом отличался столик на ножках-цветах, а уж о 
самих мотии и говорить нечего - тщательно продуманные по фо