чае остались бы незамеченными. Таких вряд ли можно счесть образцом 
для юной госпожи из Западного флигеля".

Он ни на миг не забывал, что его питомица грустит и скучает без него, однако же,
 расставаясь с ней, никогда не задумывался о том, как относится она к его 
частым отлучкам, и не мучился угрызениями совести. Она была для него словно 
дочь, лишенная материнской ласки и предоставленная потому целиком его 
попечениям.

Когда совсем стемнело, Гэндзи распорядился, чтобы зажгли светильники, и, 
призвав наиболее достойных дам, принялся беседовать с ними. С одной из них, по 
прозванию госпожа Тюнагон, была у него прежде тайная связь, но теперь он и не 
помышлял об этом, хотя, казалось бы...

"Ах, какое нежное у него сердце!" - думала Тюнагон, глядя на Гэндзи. А тот 
ласково беседовал с дамами.

- Общее горе сблизило нас, и жаль, что скоро придется расстаться. Так, наша 
скорбь неизбывна, но немало и других печалей ожидает нас впереди, - говорит он, 
и дамы плачут.

- О да, эта бесконечно горестная утрата повергла во мрак наши души, - отвечает 
одна из них. - Право, стоит ли говорить об этом? Но можем ли мы не думать о том 
времени, когда вы безвозвратно покинете наш дом, и именно это, увы...

Голос ее прерывается, и, тронутый ее словами, Гэндзи тоже не может сдержать 
слез.

- Безвозвратно? Для чего вы так говорите? Неужели я кажусь вам настолько 
бездушным? А между тем, проявив должное терпение, вы в конце концов и сами 
убедитесь в несправедливости своих подозрений. Впрочем, мир так изменчив... - 
говорит он, глядя на огонь, и увлажнившиеся глаза его прекрасны. Понимая, что 
девочка-сирота, любимица ушедшей госпожи, должна чувствовать себя особенно 
одинокой, Гэндзи обращается к ней:

- А ты, Атэки, положись теперь на меня. Я о тебе позабочусь.

И девочка горько плачет. Она очень мила в более темном, чем у других, нижнем 
платье, на которое наброшено черное верхнее, и в хакама цвета засохшей травы.

- Прошу тех, в ком жива память о минувшем, постараться превозмочь уныние и не 
оставлять своими заботами наше милое дитя. Былые дни канули в прошлое, а если и 
вы покинете этот дом... - говорит он, снова и снова призывая дам к терпению. Но 
безутешна их печаль, ибо не могут они не понимать, что теперь он еще реже будет 
заглядывать сюда.

Приходит Левый министр и без особой торжественности оделяет дам дарами: мелкими,
 не стоящими внимания безделушками и более значительными вещами, действительно 
достойными названия памятных.

Не в силах и далее влачить дни в томительном бездействии, Гэндзи отправился 
навестить ушедшего на покой Государя.

Когда карета была готова и собрались передовые, словно проникнув в смысл 
происходящего, начал моросить мелкий дождик; тревожно подул, увлекая листы, 
ветер, и осиротевшие дамы острее прежнего ощутили печаль одиночества, их 
ненадолго высохшие рукава вновь увлажнились.

- Оттуда я поеду на Вторую линию, где и останусь на ночь, - сказал Гэндзи, и 
его приближенные, подумав, очевидно: "Что ж, будем ждать там", тоже один за 
другим покинули дом Левого министра, и, хотя дамы понимали, что расстаются с 
Гэндзи не навсегда, глубокое уныние овладело ими. Министр же и супруга его с 
этим ударом утратили последний остаток сил. Госпоже Оомия Гэндзи прислал письмо 
следующего содержания:

"Ушедший на покой Государь изволит проявлять беспокойство, и сегодня я 
отправлюсь к нему. Совсем ненадолго покидаю я Вас, но тяжело на сердце, и мысли 
в смятении; не понимаю, как удалось мне дожить до этого дня! Встреча с Вами 
скорее умножила бы мою тоску, потому и не зашел я проститься..."

У госпожи в глазах померкло от слез, в глубоком унынии пребывая, не могла она и 
ответить. Министр же тотчас пришел к Гэндзи. Пораженный глубочайшей горестью, 
он не отнимал от глаз рукава. На него глядя, печалились и дамы. Гэндзи тоже 
плакал, сокрушаясь о превратности мира. Искренность его горя вызывала 
сочувствие, но как же прелестно было его заплаканное лицо! После долгого 
молчания министр говорит:

- Старики склонны лить слезы по любому поводу. У меня же глаза не просыхают и 
на миг, ибо скорбь моя безутешна. Опасаясь, что люди осудят меня за слабость и 
малодушие, я не хожу никуда, даже к ушедшему на покой Государю не наведываюсь. 
Надеюсь, вы объясните ему это при случае. О, как тяжело, когда тебя, с