го беседовали, вспоминая, что примечательного 
произошло за последние дни.

- Лет мне уже немало, четыре поколения высокочтимых государей сменилось перед 
взором моим, - говорит министр, - но никогда еще не достигало такого расцвета 
поэтическое мастерство, никогда не поражали таким совершенством исполнения 
танцы, никогда так согласно и стройно не звучала музыка - словом, никогда не 
ощущал я столь явственно, что продлевается срок моей жизни. И причину я вижу не 
только в том, что в нынешние времена собралось при дворе такое множество мужей, 
разнообразными талантами наделенных, но и в том, что вы, обнаруживая столь 
похвальную осведомленность во всем, обладаете редким умением выявить наиболее 
достойных и распределить их наивыгоднейшим образом. Так, даже старцы и те 
готовы были пуститься в пляс5 (70).

- Вы преувеличиваете, говоря о каком-то особом умении, - отвечает Гэндзи. - 
Такова моя обязанность - подыскивать самых искусных и ревностных исполнителей. 
Вот танец "Роща ив и цветов" был действительно прекрасен: подобное исполнение 
должно стать образцом для будущих поколений. А уж если бы и вы изволили 
пожаловать танцем этот весенний расцвет нашего благословенного века, большей 
чести вряд ли можно было бы желать.

Тут пришли То-но тюдзё и другие сыновья министра. Расположившись у перил, они 
играли каждый на своем любимом инструменте. Ничего прекраснее и вообразить 
невозможно!

А госпожа "Луна в призрачной дымке", Обородзукиё, вспоминая свой мимолетный сон,
 вздыхала и печалилась тайком. Намечено было, что на Четвертую луну она войдет 
в Весенние покои, и одна мысль об этом приводила ее в отчаяние.

Гэндзи же пребывал в крайнем замешательстве. Разумеется, для него не составляло 
особого труда отыскать ее, сложность заключалась в том, что, по-прежнему 
оставаясь в неведении относительно предмета своих помышлений, он к тому же не 
испытывал ни малейшего желания вступать в какие бы то ни было отношения с 
семейством, которого враждебность не вызывала у него сомнений.

Тем временем настали последние дни Третьей луны, и Правый министр решил 
провести состязания в стрельбе из лука, которые почтили своим присутствием 
многие вельможи и принцы крови. Сразу после состязаний был устроен Праздник 
глициний.

Вишни уже отцвели, но в саду у министра два деревца до сих пор стояли, покрытые 
прекрасными цветами, словно шепнул им кто: "Когда отцветают другие..." (71) 
Недавно перестроенный дом был великолепно украшен по случаю церемонии Надевания 
мо6 на юных принцесс, убранство покоев, свидетельствующее о склонности хозяина 
к роскоши, было выдержано в самом современном стиле.

Видя, что господин Сайсё-но тюдзё, которого он тоже не преминул пригласить, 
встретившись с ним на днях во Дворце, все не появляется, министр, опасаясь, что 
отсутствие столь значительной особы лишит празднество надлежащего блеска, 
послал за ним своего старшего сына Сии-но сёсё.

"Когда бы росли
В саду у меня такие же
Цветы, как везде,
Вряд ли с таким нетерпеньем
Стал бы я ждать тебя".

Гэндзи, который как раз находился во Дворце, показал послание министра Государю.


- Видно, что он доволен собой, - изволил посмеяться Государь. - Тем не менее я 
полагаю, что, получив столь настоятельное приглашение, тебе не следует 
заставлять себя ждать. В доме министра растут принцессы, сестры твои, да и сам 
он не может относиться к тебе как к чужому.

Потратив немало времени на свой наряд, Гэндзи уже совсем в сумерках появился в 
доме Правого министра, где его давно ждали. На нем было верхнее платье из 
тонкого узорчатого китайского шелка цвета "вишня", из-под которого выглядывало 
нижнее - бледно-лиловое с длинным, тянущимся по полу шлейфом. Это роскошное 
облачение7 сообщало облику Гэндзи особое очарование, отличая его от остальных 
гостей, в большинстве своем одетых в парадные черные одеяния. Вызывая всеобщее 
восхищение, вошел он в дом Правого министра - и мог ли кто-нибудь сравниться с 
ним? Увы, рядом с ним померкла даже красота цветов, так что его присутствие 
скорее умаляло наслаждение, испытываемое собравшимися...

Гэндзи с увлечением предавался всем удовольствиям, когда же стемнело, незаметно 
вышел, притворяясь сверх меры захмелевшим.

Подойдя к главному дому, где обитали Первая и Третья принцесс