|
возвращение его не осталось незамеченным.
- Вот неутомимый, - шептались дамы, притворяясь спящими. Гэндзи удалился в
опочивальню, но сон все не шел к нему. "Прелестна! - думал он. - Верно, одна из
младших сестер нёго. Судя по крайней неискушенности, это пятая или шестая дочь
Правого министра. Говорят, что и супруга принца Соти, и четвертая дочь, которой
так пренебрегает То-но тюдзё, весьма хороши собой. Пожалуй, приятнее было бы
иметь дело с кем-то из них. Шестую прочат в Весенние покои, жаль, если это
шестая... Впрочем, трудно сказать точно, которая из них это была, выяснять же
слишком обременительно. Кажется, у нее нет желания сразу же порвать со мной. Но
почему тогда она не сказала, каким образом нам сообщаться друг с другом?" Как
видно, женщине удалось возбудить его любопытство. Однако Гэндзи и теперь не
преминул прежде всего посетовать на неприступность павильона Глициний, особенно
очевидную в сравнении с доступностью покоев, где пришлось ему побывать.
На следующий день Сайсё-но тюдзё был занят до вечера, принимая участие в
разнообразных увеселениях. Он играл на кото "со". Второй день показался всем
еще приятнее и занимательнее первого. Государыня-супруга рано утром перебралась
в высочайшие покои.
Не находя себе места от волнения - "Ах, как бы не скрылась незамеченной эта
„луна в призрачной дымке"!", Гэндзи поручил всеведущим Ёсикиё и Корэмицу
наблюдать за дворцом Щедрых наград, и вот, когда он уже готов был покинуть
высочайшие покои, они наконец сообщили:
- Только что от Северных караульных служб отъехали кареты, давно уже стоявшие
там под деревьями.
- В толпе провожающих мы приметили Сии-но сёсё и Утюбэна. Похоже, что
отъезжающие имеют непосредственное отношение к дворцу Щедрых наград2.
- Судя по всему, это не простые прислужницы...
- Да и вряд ли в трех каретах...
Их слова еще больше взволновали Гэндзи. "Как же узнать, которая? Если слух о
том, что произошло, дойдет до министра, ее отца, он может придать ему слишком
большое значение, и что тогда? Пока я не разглядел ее хорошенько, такая
возможность скорее пугает меня. Но оставаться в неведении тоже обидно. Так что
же все-таки делать?" - терзался он и долго еще лежал, погруженный в раздумья.
"Как скучает теперь, должно быть, юная госпожа! Уже который день меня нет,
верно, совсем приуныла", - подумал он, вспомнив о своей прелестной питомице.
Веер, взятый в залог, оказался трехчастным3, цвета лепестков вишни. В более
темной части его была изображена тусклая луна, отражающаяся в воде, - замысел
более чем обыкновенный. Но зато, по многим признакам судя, веер давно уже был в
постоянном употреблении, а потому вкусы и склонности владелицы наложили на него
особый отпечаток. Гэндзи снова и снова вспоминал, как она сказала: "Вряд ли
меня ты станешь тогда искать..."
"Никогда еще сердце
Такой печали не ведало.
Предрассветной луны
Тусклый свет затерялся в небе,
Взор бессилен его уловить..." -
написал он на веере и спрятал его.
"Давно не бывал я в доме Левого министра", - подумал он, но жалость к юной
госпоже из Западного флигеля и желание видеть ее оказались сильнее, и сначала
он поехал на Вторую линию.
Питомица Гэндзи с каждым днем становилась все миловиднее и привлекательнее, все
больше талантов открывалось в ней, и уже сейчас она превосходила многих. Словом,
сбывались, как видно, его чаяния - вырастить из нее женщину, совершенную во
всех отношениях и полностью удовлетворяющую его собственным вкусам. Он боялся
только, как бы, имея наставником мужчину, она не оказалась чуть более развязной,
чем подобает девице из благородного семейства.
Днем Гэндзи рассказывал ей о том, что произошло за эти дни во Дворце, учил
играть на кото, а под вечер собрался уходить. Она же, как ни досадовала: "Ах, и
сегодня тоже.,.", уже не цеплялась за него с прежним упорством, усвоив, как
видно, преподанные им правила поведения.
В доме Левого министра его, как всегда, заставили ждать. Погруженный в глубокую
задумчивость, Гэндзи сидел, рассеянно перебирая струны кото "со" и напевая:
- "Ах, ни единой ночки не спала на нем..."4
Тут пришел министр, и они до
|
|