иструнное кото "кин"22.

- Сделайте милость, сыграйте, потешьте горных пташек, - настаивал он, а Гэндзи, 
воспротивившись было: "Но я еще слишком слаб", все же исполнил в конце концов 
весьма приятную мелодию. Наконец юноши уехали.

- Не успели насладиться сполна, и вот... Какая досада! - сетовали все до одного 
монахи и служки, роняя слезы.

Стоит ли говорить о том, что творилось во внутренних покоях? Пожилые монахини, 
которым отроду не доводилось видеть человека столь замечательной наружности, 
вопрошали друг друга:

- Может ли он принадлежать нашему миру? Даже сам настоятель отирал слезы, 
приговаривая:

- Подумать только, человек столь редкостной красоты родился в злополучной 
стране Солнца, да еще в пору Конца Закона23! Хотел бы я знать, что послужило 
тому причиной?

А девочка, по-детски простодушно восхищаясь красотой Гэндзи, сказала:

- Он красивее даже господина принца24.

- Значит, ты согласна стать его дочерью? - спросили ее, и она кивнула, подумав: 
"Вот славно было бы".

С той поры, играла ли она в куклы, рисовала ли, один образ занимал ее 
воображение - "господин Гэндзи", которого она наряжала в роскошные одежды и 
нежно лелеяла.

Вернувшись в столицу, Гэндзи прежде всего поехал во Дворец, дабы рассказать 
Государю о том, что произошло с ним за это время.

- Ты очень осунулся, - молвил Государь, и невольный страх за сына сжал его 
сердце. Он расспрашивал Гэндзи о почтенном врачевателе, и тот рассказывал, не 
жалея подробностей.

- Право, этот монах вполне достоин сана адзари25. Мне кажется странным, что, 
несмотря на великие заслуги свои, он совершенно неизвестен во Дворце, - отдавая 
должное добродетелям старца, говорил Гэндзи.

В высочайших покоях как раз находился и Левый министр.

- Я сам было собрался поехать за вами, но не решился - вы покинули нас тайно, и 
кто знает... Вам следовало бы денек-другой отдохнуть в моем доме, - сказал он и 
тут же добавил: - Я мог бы прямо сейчас отвезти вас туда.

Гэндзи не хотелось ехать к министру, но тот был слишком настойчив, и 
отказываться было неудобно. Вдвоем вышли они из Дворца, министр усадил зятя в 
свою карету, а сам примостился сзади. Увы, столь трогательная заботливость 
скорее смущала Гэндзи, нежели радовала.

В доме Левого министра все оказалось готовым к его приезду. Он давно уже не 
бывал здесь и только дивился, глядя на безупречно роскошное убранство покоев, 
прекрасных, словно драгоценные чертоги.

Молодая госпожа по обыкновению своему спряталась, упорствуя в своем нежелании 
показываться супругу, и министру с трудом удалось уговорить ее выйти. Дамы 
бережно усадили ее перед Гэндзи, и, застывшая в церемонной неподвижности, она 
казалась ему нарисованной на картине героиней старинной повести. Право, сколь 
отрадной была бы их встреча, когда б он мог поведать ей о недавнем путешествии 
в горы, высказать свои мысли и чувства в полной уверенности, что она отзовется 
на них с теплым участием... Но, увы, в целом свете не было женщины чопорнее. В 
каждом движении ее проглядывала принужденность, присутствие Гэндзи явно 
тяготило ее. С годами супруги все больше отдалялись друг от друга, и это вдруг 
показалось Гэндзи столь мучительным, что неожиданно для себя самого он сказал:

- Я почел бы за особенное счастье, когда б хоть иногда вы вели себя так, как 
это принято между супругами. Состояние мое в эти дни было весьма тяжелым, а вы 
не проявили никакого сочувствия. Я, разумеется, к этому привык, но все же 
обидно...

- А мне всегда казалось, что не проявляет сочувствия скорее тот, кто 
"прекращает свиданий искать" (37), - нехотя ответила госпожа, искоса взглянув 
на супруга. Ее гордая, величавая красота повергала его в трепет.

- Вы столь редко удостаиваете меня беседой, и что же я слышу? "Искать свиданий" 
не пристало супругу, так говорят в иных случаях. Как вы жестоки! По-видимому, 
все мои попытки смяг