, замечает:

- Воистину, редкость - узреть цветок, раскрывающийся один лишь раз за столько 
лет... - И передает чашу почтенному старцу.

- Закрыта всегда 
Сосновая дверь горной кельи. 
Но сегодня ее
Я открыл, и взору явился 
Невиданный, чудный цветок, -

произносит тот со слезами на глазах и подносит Гэндзи оберег токо15. Увидев это,
 монах Содзу берет четки из семян священного дерева бодхи16, привезенные 
когда-то принцем Сётоку-тайси17 из страны Кудара18, чудесные четки, отделанные 
драгоценными каменьями, и кладет их в вывезенную из той же страны китайскую 
шкатулку. Шкатулку же, завязав ее в узелок из прозрачной ткани, прикрепляет к 
ветке пятиигольчатой сосны. Потом берет горшочки из темно-синего лазурита и, 
наполнив их целебными снадобьями, привязывает к веткам глициний и вишен. Все 
это, не говоря уже о прочих приличных случаю дарах, он подносит гостю. Гэндзи 
же заранее послал в столицу слугу за разными вещами, без которых не обойтись на 
обратном пути, в том числе за приношениями для почтенного старца и монахов, 
читавших сутры, и теперь все, вплоть до бедных горных жителей, получают дары, 
сообразные званию каждого. Воздав за чтение сутр, Гэндзи собирается в путь.

Монах Содзу спешит во внутренние покои, дабы сообщить сестре о предложении 
гостя, но монахиня отвечает:

- Пока я не могу сказать ничего определенного. Коли намерение господина Тюдзё 
останется неизменным, лет через пять можно будет и подумать об этом, но теперь…
Так почтенный Содзу и передает Гэндзи, ничего не добавляя от себя. Тот же, 
отнюдь не удовлетворенный, через мальчика-слугу, прислуживающего монаху, 
отправляет монахине письмо следующего содержания:

"Вечерней порой
На миг мелькнул перед взором
Милый цветок.
Вот уж утро настало, но дымка
Медлит у горных вершин..."

"С милым цветком
Так ли трудно расстаться дымке?
Не время теперь
Об этом судить, подождем,
Прояснится, быть может, небо..." -

отвечает монахиня. Почерк ее пленяет изящной простотой и необычайным 
благородством.

Гэндзи уже садился в карету, когда появились шумной толпой юноши из дома Левого 
министра, посланные ему навстречу.

- Можно ли исчезать, никому не сказав ни слова? - возмущались они. Приехали 
То-но тюдзё, Куродо-но бэн и многие другие.

- Зная, с какой радостью мы сопровождали бы вас, столь бессердечно пренебречь 
нашим обществом... А теперь... Неужели вы хотите, чтобы мы вернулись назад, 
даже не отдохнув в тени этих дивных цветов?

И вот, усевшись на мох под скалой, они угощаются вином. Рядом водопад, и как же 
прекрасны его светлые струи!

То-но тюдзё, вытащив из-за пазухи флейту, подносит ее к губам. Куродо-но бэн 
поет, негромко отбивая такт веером:

- К западу от храма Тоёра...19

Эти юноши многих превосходят своей красотой, но стоит посмотреть на Гэндзи, 
устало прислонившегося к камню... Он так прекрасен, что хочется вовсе не 
отрывать взора от его лица. Вместе с тем каждого, кто взглядывает на него, 
охватывает невольный трепет: "Право, может ли быть долговечной подобная 
красота?"

Как всегда, среди приближенных Гэндзи нашлись юноши, играющие на простых 
флейтах "хитирики"20, а у молодых придворных оказались с собой флейты "сё"21. 
Монах Содзу и тот принес се