ать вас достаточно 
часто, и просил перевезти вашу юную госпожу в более приличное для нее место. Вы 
же, пренебрегая моими просьбами, отправляете ее к принцу, куда мне даже писать 
нельзя будет. Одна из вас может сопровождать ее, - обращается он к дамам.

- Поверьте, вы выбрали самое неподходящее время, - говорит взволнованная 
Сёнагон. - Завтра приедет господин принц, а что мы ему скажем? Подождите еще 
немного, и если союз ваш действительно предопределен... Ах, вы ставите нас в 
крайне затруднительное положение...

- Хорошо, вы можете приехать позже, - говорит Гэндзи и велит подвести карету 
поближе к дому.

Дамы, растерявшись, не знают, что делать, а девочка плачет от страха.

Поняв, что удержать госпожу не удастся, Сёнагон собирает сшитые вчера вечером 
наряды и, переодевшись сама в приличное случаю платье, садится в карету.

Дом на Второй линии недалеко. Прибыв туда еще затемно, они останавливают карету 
у Западного флигеля, и Гэндзи выходит сам и выносит девочку, нежно прижимая ее 
к груди. Сёнагон же медлит:

- Ах, я все еще словно во сне. Что мне теперь делать? - сетует она, а Гэндзи 
отвечает:

- Это уж как вашей душе угодно. Госпожу я перевез, а вы, если хотите, можете 
ехать обратно, я распоряжусь, чтобы вас отвезли.

Что тут поделаешь? Приходится и Сёнагон выйти из кареты. О, как все это 
неожиданно, невероятно, тревожно!

"Что подумает, что скажет господин принц? И что станется с госпожой? Какое 
несчастье быть покинутой всеми своими близкими!" - сокрушается Сёнагон и плачет.
 Однако, сообразив, что слезы теперь не к добру, заставляет себя успокоиться.

В Западном флигеле обычно никто не жил, поэтому там не было даже полога. 
Призвав Корэмицу, Гэндзи поручил ему повесить полог, поставить ширмы - словом, 
привести все в надлежащий вид. Для начала же ограничились тем, что опустили 
полы переносного занавеса, разложили на полу сиденья и, послав в Восточный 
флигель за спальными принадлежностями, легли почивать. Девочка, совсем оробев, 
дрожала от страха, однако громко плакать не решалась.

- Я лягу с Сёнагон, - сказала она милым детским голоском.

- Теперь вам нельзя будет спать с Сёнагон, - объяснил Гэндзи, и, тихонько 
всхлипывая, она послушно легла рядом с ним.

Кормилица же, совершенно измученная, не имея даже сил лечь, просидела без сна 
до самого рассвета. Но вот небо посветлело, и она смогла оглядеться. Стоит ли 
говорить о доме и его убранстве? Даже песок в саду сверкал так, будто рассыпали 
по земле драгоценный жемчуг. Ей стало стыдно за свой скромный наряд, но, к 
счастью, рядом никого не было.

В обычное время в Западном флигеле принимали случайных посетителей, здесь никто 
не жил, кроме немногочисленной челяди, помещавшейся за тростниковой шторой.

До некоторых из домочадцев уже дошел слух о том, что Гэндзи кого-то привез, и 
они шептались: "Кто же она? Вряд ли просто очередное увлечение..."

Воду для умывания и утренний рис подали в Западный флигель. Солнце стояло уже 
совсем высоко, когда Гэндзи поднялся.

- Вас должно стеснять отсутствие дам. Пошлите же вечером за теми, без чьих 
услуг вам не обойтись, - сказал Гэндзи и распорядился, чтобы из Восточного 
флигеля прислали девочек-служанок.

- Выберите самых юных, - приказал он, и скоро привели четырех весьма миловидных 
девочек.

Юная госпожа по-прежнему лежала, закутанная в платье Гэндзи, но он заставил ее 
подняться:

- Не сердитесь. Будь я дурным человеком, разве так бы я обращался с вами? 
Женщине полагается быть кроткой.

Судя по всему, он решил сразу же заняться ее воспитанием.

Сегодня девочка показалась ему еще прелестнее. Гэндзи ласково беседовал с ней, 
потом послал за красивыми картинками и игрушками, надеясь, что они помогут ему 
отыскать путь к ее детскому сердцу. В конце концов она поднялась и, подойдя к 
нему в своем измятом темно-сером платье, простодушно улыбнулась, от чего стала 
еще милее. Глядя на нее, невольно улыбнулся и Гэндзи. Скоро он удалился в 
Восточный флигель, а юная госпожа, выйдя из внутренних покоев, сквозь ширму 
стала