еленное от главного дома, имеет жилой вид, и там, очевидно, кто-то есть, но 
оно так далеко отсюда.

- Как здесь дико! Но не бойтесь, со мной вам не страшны ни демоны, ни злые духи,
 - говорит Гэндзи.

Женщина явно обижена, что он до сих пор прячет свое лицо. "В самом деле, стоит 
ли скрываться?"

Случайно твой взор
Упал на цветок придорожный,
И в миг лепестки,
Вечерней росой увлажненные,
Перед тобою раскрылись.

- Ну как блеск росы? - спрашивает он. А она, взглянув искоса, еле слышно 
отвечает:

- В каплях росы,
На "лик вечерний" упавшей,
Невиданный блеск
Увидала, но, может быть, в сумерках
Обманулся невольно мой взор...

- Чудесно! - восхищается Гэндзи.

Впрочем, про себя-то она подумала, что никогда еще не видала столь прекрасного 
лица. Потому ли, что место было такое унылое, или по какой другой причине, но 
только сегодня в облике Гэндзи проглядывало что-то почти нечеловеческое, 
повергающее окружающих в благоговейный трепет.

- А ведь я решил было не открываться вам в отместку за вашу собственную 
скрытность. Назовите же хоть теперь свое имя! Ваше молчание пугает меня... - 
просит Гэндзи, и женщина роняет в ответ:

- Увы, я "дитя рыбака"... (30).

Но Гэндзи мила даже ее застенчивость:

- Что ж, видно, не зря говорят: "Я сама..." (31)

Он то осыпает ее упреками, то ласкает, а день между тем склоняется к вечеру. 
Разыскав их, приходит Корэмицу и приносит угощение. Однако же, стесняясь Укон - 
что скажет она теперь? - в покои войти не решается.

Его забавляет, что Гэндзи настолько потерял голову. "Наверное, она 
действительно недурна. А ведь я и сам имел возможность к ней приблизиться, но 
уступил ему. Вот подлинное великодушие!" - думает Корэмицу не без некоторой 
досады.

Гэндзи любуется поразительно тихим вечерним небом. Видя, что женщину пугает 
темнота внутренних покоев, он поднимает наружные шторы и устраивается у выхода 
на галерею, там, куда падают лучи заходящего солнца. Женщина не может 
отделаться от ощущения невероятности происходящего, но, глядя на Гэндзи, 
забывает все свои горести и перестает робеть, отчего становится еще прелестнее.

Весь день она льнет к Гэндзи, по временам вздрагивая от страха, и ее детская 
пугливость умиляет его. Пораньше опустив решетку, он велит зажечь светильники.

- Обидно, что даже теперь, когда нечего нам таить друг от друга, вы все-таки не 
хотите открыть мне свою душу, - пеняет он ей.

"Во Дворце, наверное, уже замечено мое отсутствие. Интересно, где меня 
разыскивают? - думает он. - Право, сколь непостижимы движения даже собственного 
сердца. В каком же отчаянии должна быть теперь госпожа с Шестой линии! Конечно, 
ее упреки справедливы, но как тяжко их слушать! - Взглянув с умилением на 
доверчиво обращенное к нему лицо, Гэндзи не может удержаться от сравнения: - 
Увы, если б и та была помягче..."

Ночь близилась к концу, когда Гэндзи наконец задремал. Внезапно у изголовья 
возникла изящная женская фигура.

- Забыв о той, что отдала вам свое сердце, вы привезли сюда эту жалкую особу и 
дарите ее милостями своей любви. О, не снести мне такой обиды! - услышал он и 
увидел, что эта странная женщина склонилась над его возлюбленной и пытается ее 
разбудить.

Испугавшись, что они оказались во власти злого духа, Гэндзи проснулся - огонь в 
светильнике давно погас.

Охваченный страхом, Гэндзи обнажил меч и, положив его у изголовья, кликнул Укон.
 Та подошла, тоже дрожа от страха.

- Разбудите сторожей на галерее и велите им принести факелы, - распорядился 
Гэндзи.

- Как же я пойду? Там темно, - испугалась У ко