|
блистающий росою сад, где, как и в доме, было
пусто, уныло и дико, лицо ее выражало глубокую печаль, а порой из груди
вырывались рыдания, соединявшиеся с тоскливым хором звенящих в траве насекомых.
Совсем как в старинной повести...
В пышном цветенье
Сметались цветы, и не знаю,
Какой предпочесть?
Все ж ни один из них
С "вечным летом" не может сравниться14.
Так, отодвигая на второе место славный цветочек гвоздики, я хотел показать, как
велика моя любовь к ней самой. Говорят же: "Ни единой пылинке..." (12)
"Промок от росы
Рукав, коснувшийся ложа...
О „вечное лето"!
Вместе с холодным ветром
Осень в наш сад пришла..." -
произнесла она как бы между прочим, и виду не подавая, что сердце ее глубоко
уязвлено. Струящиеся по щекам слезы приводили ее в смущение, и она робко
пыталась их скрыть, больше всего на свете не желая огорчать меня. Уверившись,
что ничего дурного произойти не может, я снова перестал ее навещать, и тут она
куда-то исчезла, скрылась бесследно. Не знаю, жива ли она еще, а если жива, то
наверняка терпит нужду, влекомая изменчивым течением жизни. Увы, если б эта
женщина в те дни, когда владела моим сердцем, не была так робка в проявлениях
своей привязанности, ей не пришлось бы теперь бедствовать. Я бы не оставлял ее
надолго одну и сумел бы создать ей приличное положение, позволяющее мне
поддерживать ее своими заботами. А маленькая гвоздичка? Ведь и она мила мне
чрезвычайно... Я долго искал их, но, увы, тщетно. Видимо. эту особу тоже можно
отнести к тем женщинам, о которых мы сегодня говорили. Обманутый ее
безмятежностью, я и мысли не допускал, что сна таила в душе обиду, и, хотя
никогда не переставал любить ее, что толку? Ведь она так и не сумела понять...
Постепенно ее образ изглаживается из памяти, но иногда вдруг придет в голову:
"А что, если она и теперь не может забыть и вечерами томится от тоски, понимая,
что ей некого винить, кроме себя самой?.." Да, такие не созданы для длительного
союза, и полагаться на их верность невозможно. Вот и выходит - о твоей
ревнивице забыть трудно, но жить с ней рядом тяжкое испытание, ведь в конце
концов ничего, роме ненависти, не останется в твоем сердце. Та, вторая, как ни
много у нее достоинств, как ни искусна она в игре на кото, слишком уж
легкомысленна. Особа же, судьба которой по-прежнему мне небезразлична, своей
чрезмерной скрытностью невольно навлекает на себя подозрения. Да, начав
выбирать, вряд ли сможешь на ком-то остановиться. Таков наш мир. Впрочем,
женщин трудно сравнивать - у каждой свое. Где вы найдете женщину, соединившую в
себе все достоинства тех трех особ и лишенную их недостатков? Представьте, к
примеру, что ваши помыслы устремились к богине Китидзё15, так и здесь вас
скорее всего ждет разочарование: ничего человеческого, пропахла насквозь
сутрами, ну как к такой подступиться?
Юноши смеются, а То-но тюдзё, повернувшись к То-сикибу-но дзо, говорит:
- Уверен, что у Сикибу есть, чем нас позабавить. Ну расскажи хоть что-нибудь!
- Разве может найтись что-нибудь достойное вашего внимания у меня, низшего из
низших? - отнекивается То-сикибу-но дзо, но То-но тюдзё не отстает, торопит, и
тот задумывается: "О чем же рассказать?" - и вот начинает:
- Когда я был всего лишь несмышленым школяром, мне встретилась одна женщина -
настоящий кладезь мудрости. С ней, как и с той, о которой рассказывал Ума-но
ками, можно было советоваться в любых случаях, даже если речь шла о службе. Она
превосходно справлялась с самыми сложными житейскими делами, знаниями же своими
посрамила бы и новоявленных ученых мужей, никто и слова вымолвить не смел в ее
присутствии. Встретился я с ней в те дни, когда посещал одного ученого,
наставлявшего меня в науках. Узнав, что в его доме много дочерей, я, не помню
уж, при каких обстоятельствах, заговорил с одной из них, отец же, о том
проведав, не замедлил вынести заздравную чашу и, обратившись ко мне,
торжественно произнес: "Послушайте песню мою о двух путях"16. Нельзя сказать,
чтобы я питал к этой девице особенно глубокие чувства, однако, уважая волю
учителя, все-таки стал время от времени ее навещать. Она же, привязавшись ко
мне, окружила меня нежнейшей заботой.
По утрам, не успев подняться с ложа, обучала меня всяким премудростям, давала
разнообразные наставления, которым следуя я обеспечил бы себе успешное
п
|
|