в дом, видно, "даже этот густой подмаренник ему путь 
преградить не мог" (4).

У южной стороны дома17 гостью вывели из кареты, но ни она, ни несчастная мать 
долго не могли вымолвить ни слова.

- И без того горько мне, что задержалась в этом мире до сего дня, а теперь, 
когда высочайшая посланница изволила смахнуть росу с листьев полыни у моего 
дома, мне и вовсе стыдно... - говорит наконец мать и, не в силах сдержаться, 
плачет.

- Госпожа Найси-но сукэ18 уже рассказывала Государю: "Придешь в дом ушедшей, и 
сердце разрывается от тоски, тяжко невыносимо". Увы, это правда, даже мне, 
неспособной проникнуть в душу вещей, трудно удержаться от слез... - отвечает 
госпожа Югэи и, немного помедлив, передает слова Государя: "Сначала мне 
казалось, уж не сон ли? Но, постепенно овладев собой, я понял, что пробуждения 
не будет, и мне стало еще тяжелее. И ведь рядом нет никого, кто мог бы 
разделить мое горе... Вот если бы вы приехали потихоньку во Дворец... Тревожусь 
и за дитя, мучительно сознавать, что приходится ему влачить дни среди росы слез.
.. О, приезжайте скорее!" - Он не смог договорить, а ведь и заплакать было 
неловко: "Не подобает мне обнаруживать перед людьми свою слабость". - Ах, как 
больно было глядеть на него! Едва выслушав поручение, я поспешила к вам. - И 
она передала матери ушедшей письмо.

- Все померкло в глазах моих, но это милостивое послание - словно луч света... 
- говорит та и читает.

"Я ждал, что время хоть немного развеет мою печаль, но напрасно; проходят дни и 
луны, а в сердце все живет мучительная тоска. К милому сыну устремляю думы свои,
 удрученный тем, что не вместе лелеем его. Будем же видеть в нем память об 
ушедшей, и, прошу Вас, скорее приезжайте с ним во Дворец", - любезно писал 
Государь.

Ветер капли росы
Разметал по Дворцовой равнине19.
Шуму его
Внимаю, а думы в тревоге
Стремятся к кустику хаги20 -

такой песней заключалось высочайшее послание, но несчастная мать и дочитать не 
смогла.

- Теперь я поняла, сколь тяжким испытанием может быть долголетие, - говорит она.
 - Стыдно становится "при одной лишь мысли: что думают сосны из Такасаго?" (5). 
Тем более неуместно появляться мне теперь за Стокаменными стенами21. Как ни 
признательна я Государю за частые послания, все же решиться трудно... А дитя... 
Что у него на сердце? Наверное, только и мечтает о том, как бы поскорее 
оказаться во Дворце. Его желание понятно, но, увы, печально сознавать... Так и 
передайте потихоньку Государю. О, я понимаю, что оставаться в доме столь 
злосчастной особы ему тоже нельзя. Не к добру, да и слишком высоко его 
положение, чтобы жить в этом бедном жилище…

Мальчик тем временем лег почивать.

- Хотела я повидать маленького господина, чтобы подробно рассказать о нем во 
Дворце, но Государь ждет меня, да и поздно уже... - И госпожа Югэи спешит 
откланяться.

- О, как желала бы я поделиться с вами своими горестями, дабы хоть мимолетный 
просвет узреть во "мраке блужданий" (3), - говорит мать ушедшей. - Заходите ко 
мне просто так, без дела, чтобы мы могли побеседовать неторопливо. Все эти годы 
лишь с радостными и торжественными вестями наведывались вы сюда, и вот теперь - 
какому посланию одолжена я удовольствием видеть вас! Снова и снова думаю я о 
том, сколь горестна моя доля! А какие надежды подавала моя бедная дочь с самого 
рождения! Покойный Адзэти-но дайнагон до последнего своего часа все наставлял 
меня: "Непременно выполните мое заветное желание - отдайте дочь во Дворец. Не 
падайте духом и не теряйте надежды из-за того, что меня не будет рядом с вами". 
И хотя мне-то самой казалось, что становиться придворной дамой, не имея 
надежного покровителя, не так уж и почетно, скорее наоборот, все-таки, не желая 
нарушить его завета, отдала я ее во Дворец, и что же? Именно на ней остановился 
милостивый взор Государя, отчего сделалась она предметом беспрерывных 
оскорблений и грубостей со стороны остальных. О, она не жаловалась и продолжала 
жить во Дворце, однако все больше злобы скапливалось в сердцах ее соперниц, 
невзгоды сыпались на нее со всех сторон, и в конце концов бедняжка занемогла 
тяжкой болезнью, которая и пресекла ее жизнь. Потому-то я скорее с горечью 
думаю о великой благосклонности Государя. Но, ведь вы понимаете, причиной тому 
мое неразумное "сердце, блуждающее во мраке"... (3) - И, не сумев договорить, 
она задохнулась от слез.

Между тем настала глубокая ночь.

- Так же изволит думать и сам Государь. "Я прихожу в отчаяние, - говорит он, - 
при мысли, что столь короткий срок был отпущен нам и по моей вине. Право же, 
если бы я не предавался влечению чувств столь безоглядно, если бы не навлекал 
на себя неудовольстви