покоя не
знают... А кто стащил из дворца тушь и  кисти? Ну я еще понимаю, польстились
бы на вино или закуску.
     И  снова  общий  смех.  Когда  заболела императрица-мать,  Масахиро был
послан осведомиться о  ее здравии. После  того как  он  вернулся, люди стали
спрашивать:
     -- Кто сейчас находится у нее во дворце? Он назвал четыре-пять имен.
     -- А еще кто?
     --  Да присутствовали  и  другие,  но  только  они  были в  отсутствии.
Очередная нелепость!
     Как-то раз, когда я была одна, он пришел ко мне и сказал:
     -- Послушайте, я должен вам кое о чем рассказать.
     -- О чем же? -- осведомилась я.
     Он приблизился вплотную к занавесу, разделявшему нас, но вместо обычных
слов
     -- как, например: "Придвиньтесь ближе!" -- вдруг заявил:
     -- Придвиньте сюда все ваше существо целиком. И насмешил всех дам.
     Однажды ночью, во время первой луны, когда в разгаре были заседания, на
которых распределялись государственные посты, Масахиро  должен был наполнить
маслом светильники во дворце.
     Он наступил ногой на кусок ткани, подстеленной  под высокий светильник.
Ткань  была  свежепромаслена  и  прилипла к  сапожку.  Масахиро  сделал шаг,
светильник опрокинулся.  А  он продолжал идти,  таща  за  собой  светильник.
Грохот был такой, словно случилось землетрясение.
     Пока старший куродо не сядет к столу, никто из его подчиненных не смеет
ни к  чему прикоснуться, таков  обычай. Однажды Масахиро  потихоньку схватил
чашку  с бобами  и стал поедать их,  спрятавшись позади малой  ширмы.  Вдруг
кто-то отодвинул ширму... Смеху конца не было!ТО, ЧТО ГЛУБОКО ТРОГАЕТ СЕРДЦЕ
Почтительная любовь  детей к  своим родителям.  Молодой человек  из  хорошей
семьи  уединился с отшельниками на  горе Митакэ. Как жаль его! Разлученный с
родными, он  каждый день  на  рассвете бьет  земные поклоны, ударяя  себя  в
грудь.  И  когда  его  близкие просыпаются  от  сна,  им  кажется,  что  они
собственными ушами слышат эти звуки... Все их мысли устремлены к нему.
     "Каково  ему  там, на вершине Митакэ?" -- тревожно  и  с  благоговейным
восхищением думают они.
     Но  вот он  вернулся, здрав  и  невредим. Какое счастье!  Только  шапка
немного смялась и потеряла вид...
     Впрочем,  я  слышала,  что  знатнейшие  люди,  совершая  паломничество,
надевают на себя старую, потрепанную одежду.
     И лишь Нобутака, второй начальник  Правого  отряда  личной гвардии, был
другого мнения:
     --   Глупый   обычай!  Почему  бы  не   нарядиться  достойным  образом,
отправляясь  в святые  места?  Да разве  божество, обитающее на горе Митакэ,
повелело: "Являйтесь ко мне в скверных обносках?"
     Когда в  конце  третьей  луны  Нобутака отправился  в паломничество, он
поражал  глаза  великолепным нарядом. На  нем были густо-лиловые шаровары  и
белоснежная "охотничья  одежда"  поверх  нижнего  одеяния  цвета ярко-желтой
керрии. Сын  его Такамицу, помощник  начальника дворцовой  службы, надел  на
себя  белую  накидку,  пурпурную  одежду  и   длинные  пестрые  шаровары  из
ненакрахмаленного шелка.
     Как  изумлялись встречные пилигримы! Ведь  со времен древности никто не
видел на горной тропе людей в столь пышном облачении! В конце четвертой луны
Нобутака вместе с сыном вернулся в столицу, а в начале десятых  чисел шестой
луны скончался  правитель провинции  Тикудзэн,  и  Нобутака унаследовал  его
пост.
     -- Он был прав! -- говорили люди. Этот  рассказ не из тех,  что глубоко
трогают сердце, он здесь к слову, поскольку речь зашла о горе Митакэ. Но вот
что подлинно волнует душу.
     Мужчина  или  женщина,  молодые,  прекрасные собой, в  черных  траурных
одеждах. В конце девятой или  в начале десятой луны  голос  кузнечика, такой
слабый, что кажется, он почудился тебе.
     Наседка, высиживающая яйца. Капли  росы, сверкающие поздней осенью, как
многоцветные драгоценные камни на мелком тростнике в саду.
     Проснуться посреди ночи или на заре и слушать, как ветер шумит в речных
бамбуках, иной раз целую ночь напролет.
     Горная деревушка в снегу. Двое любят друг друга, но что-то встало на их
пути, и они не могут следовать велению своих сердец. Душа полна сочувствия к
ним. Наступил рассвет  двадцать седьмого  дня девятой  луны.  Ты  еще ведешь
тихий  разговор,  и  вдруг  из-за  гребня  гор  выплывает  месяц,  тонкий  и
бледный... Не поймешь, то  ли  есть  он,  то  ли  нет его.  Сколько  в  этом
печальной красоты! Как волнует сердце лунный  свет,  когда он скупо  точится
сквозь щели в кровле ветхой хижины!
     И  еще  -- крик  оленя возле горной деревушки. И еще  --  сияние полной
луны, высветившее  каждый темный уголок в старом  саду,  оплетенном вьющимся
подмаренником.



ТО, ЧТО КАЖЕТСЯ ОТВРАТИТЕЛЬНЫМ


     В  день  большой  праздничной  процессии  какой-то  мужчина   в  полном
одиночестве смотрит на не