инцесса,  неудивительно, что мать и дочь
любили друг друга  особенно нежно. Теперь я сама  воочию убедилась в этом, и
мне казалось, что  горе принцессы было  сродни тому,  что пришлось  пережить
мне, ничтожной, когда я  в давно  минувшие  годы схоронила  отца. "Если бы я
по-прежнему служила во дворце, какие чувства владели бы мной в  эти минуты?"
-  думала я,  глядя на похоронную  процессию - последний выезд государыни  в
этом мире.

     Удивительна мысль,
     что всесильную императрицу
     довелось пережить
     мне, ничтожнейшей из ничтожных, -
     уж не сон ли, не наважденье?!

     * * *

     Похороны  совершились  в  загородной усадьбе  Фусими,  я  слыхала,  что
присутствовали  и  государь, и  принцесса,  и  хорошо представляла  себе  их
скорбь,  но  с  тех пор, как не стало человека, служившего посредником между
мною и государем, я  лишилась всякой возможности  поведать ему и принцессе о
том, как искренне соболезную я их горю, и мне оставалось лишь молча скорбеть
душой. Так жила я,  в  одиночестве встречая утро и  вечер,  а тем временем -
кажется,  это  было в  шестую  луну  того же  года  - разнеслась  весть, что
государь Го-Фукакуса болен. Говорили, что  у него  лихорадка, и  пока я  вне
себя от  тревоги со дня  на день . ждала  вести,  что болезнь миновала,  мне
сказали, что больному, напротив, стало гораздо хуже и во дворце уже возносят
моления  богу Эмме13. Я  пошла  во дворец, но не нашла никого  из
знакомых, у которых могла бы узнать, как чувствует себя государь, и ни с чем
вернулась домой.

     Что, если не сон,
     тебе еще сможет поведать
     о скорби моей,
     о том, как, тоскою объята,
     рукав орошаю слезами?..

     Я  изнывала  от  беспокойства,   слыша,  как  люди  толкуют:  "Приступы
лихорадки  следуют один  за  другим...",  "Как бы не случилось несчастья!.."
"Что, если я, быть может, никогда больше его не увижу?" - теснились в голове
тревожные думы. Я была в таком горе, что начиная с первого дня  седьмой луны
затворилась  в  храме  Хатимана,  совершила  тысячекратное  поклонение  богу
Такэноути, молила его отвести беду, послать государю выздоровление, на пятые
сутки  молитвы  мне  приснилось  солнечное  затмение  и  я  услышала  голос,
возгласивший: "Солнце скроется с небосвода..."

     Примечание переписчика: "В этом месте опять кусок рукописи отрезан, что
следует дальше - неизвестно. Продолжаю переписку с начала уцелевших строк".




     ...Поглощенная заботой о том,  как узнать о больном государе, я пошла к
Северной горе, Китаяма,  в  усадьбу вельможи  Санэканэ  Сайондзи и попросила
передать: "Некогда  я служила государю. Хотелось  бы ненадолго встретиться с
господином!",  однако никто  не  спешил  докладывать обо  мне,  может  быть,
оттого, что облачена я была в убогую черную рясу. Я заранее написала и взяла
с собой письмо на случай,  если не удастся самой повидать  Акэбоно, и теперь
достала его,  попросив передать, но даже письмо сразу взять  не  хотели. Уже
наступила ночь, когда  ко  мне вышел  самурай по имени Харуо  и взял письмо.
Через  некоторое время  он вернулся и передал слова господина: "Может  быть,
оттого, что я стал уже  стар,  что-то я ее не припомню... Пусть придет опять
послезавтра!" Я обрадовалась, но вечером десятого дня, когда я  снова пришла
в усадьбу, слуги сказали,  что господин уехал в столицу, потому что государь
при смерти... У меня потемнело в глазах при этом новом известии, и я побрела
домой. Проходя конским ристалищем Укон, кланяясь храму Китано, храму Хирано,
мимо которых лежал мой путь, я молила богов взять мою жизнь взамен его жизни
и  с  горечью думала,  что, если м