дного из  участников  поэтических собраний,  которые  устраивал в  Камакуре
старший  самурай  Иинума.  Мы  оба  подивились  этой  случайной  встрече,  и
наместник отбыл в селение Ида.

     * * *

     Наступил Новый год, меня все  сильнее тянуло  назад, в столицу, но  еще
держались сильные  холода,  все  говорили,  что  в такое  время ехать  морем
опасно, я  и сама  боялась морской дороги, но в конце  второй луны  все-таки
решила: "Пора!"  Узнав, что я собираюсь в  путь, наместник опять пожаловал в
Эду, снова  слагал со мной стихи-цепочки, а на  прощание  даже преподнес мне
щедрые  подарки на память, - наверное,  потому, что  знал  о  моем родстве с
госпожой Комати, у  которой бывал  в  Камакуре, - у  нее  в доме  жила  дочь
сегуна, принцесса Накацукаса, а наместник состоял ее воспитателем...

     Когда я  добралась  до селения Эбара, в  краю Биттю, сакура уже  была в
полном цвету.  Я отломила ветку,  отдала  ее моему  провожатому  и попросила
передать наместнику Хиросаве.

     Вместе с веткой я послала стихотворение:

     "Горных вишен цветы!
     Даже если преградою встанет
     между нами туман,
     обо мне дуновенье ветра
     пусть напомнит благоуханьем..."

     Наместник  прислал ответ, хотя,  чтобы доставить  его письмо, нарочному
понадобилось два дня пути...

     "Я цветы сохраню,
     и так же останутся в сердце
     лепестки ваших слов.
     Лишь одно сожаленья достойно -
     той беседы прискорбная краткость..."

     * * *

     На  пути  в  столицу  я  посетила храм Кибицу.  Это  очень  причудливое
строение, больше похожее на усадьбу, чем на  храм, внутреннее убранство тоже
напоминает   скорее  жилые   покои.   Это   производит  несколько   странное
впечатление...

     Дни стали длиннее, ветры улеглись, и вскоре я вернулась в столицу.

     На сей раз  на мою долю выпало поистине  странное приключение! Что было
бы, если б не приехал наместник? Сколько бы я ни  твердила, что этот самурай
из Вати вовсе не мой хозяин, а я не его служанка, кто бы за меня заступился?
Какая  ужасная участь, быть  может,  меня  ожидала!.. Воспоминание  об  этом
охладило  мою страсть  к  путешествиям, я не  решалась  отправиться  в новое
странствие и надолго поселилась в столице.

     * * *

     Когда я  спросила, что нового случилось в столице в мое отсутствие, мне
рассказали, что больна государыня, захворала еще в самом начале года. "Что с
ней?" - встревожилась я в душе, но мне не у кого было расспросить о больной,
и только от совсем  посторонних людей я узнала, что она безнадежна и поэтому
ей  пришлось покинуть дворец, переехать в загородную усадьбу Фусими. "Все мы
знаем, ничто в мире не долговечно,  -  подумала я, услыхав эту новость. - Но
все-таки  почему она вынуждена была покинуть дворец  - свой  дом, с  которым
сроднилась, где прожила жизнь? Ведь она восседала рядом с украшенным Десятью
добродетелями,  днем помогала  ему управлять государством,  ночи проводила в
его опочивальне, казалось бы, и в  час кончины ей должны оказывать  такие же
почести, как государю! Почему  с ней так обошлись? Это невозможно понять!" -
Но   пока  в  голове  моей  теснились   такие  мысли,  я  услышала   голоса:
"Скончалась!"

     В  ту пору я жила в столице неподалеку от  дворца Фусими  и пошла туда,
повинуясь безотчетному  желанию увидеть,  что  происходит.  Первой  покидала
дворец  принцесса Югимонъин, двое  самураев дворцовой стражи  подали для нее
карету.  Правый министр  Кинхира Сайондзи тоже, как видно, находился  здесь,
потому  я слышала,  как стражники  переговаривались:  "Министр  тоже  сейчас
отбудет!" Но прежде всего они  торопились отправить принцессу. Я видела, как
подали  ей  карету, но  потом  опять  последовало приказание  повременить, и
карета отъехала  - принцесса снова прошла назад, во  дворец. Так повторялось
несколько раз.  Я понимала горе принцессы, навеки разлучившейся  с  покойной
матерью,  и  мне  было  жаль  ее  от  души. Кругом  собралось  много народа,
пользуясь  этим, я подошла  близко к карете и  услышала,  как люди говорили:
"Нам  казалось,  принцесса уже совсем уезжает, а  она вдруг  опять  пошла во
дворец..."  А когда в конце концов принцесса села в карету, ее облик выражал
столь  великое  горе,  что  даже посторонние люди  невольно заплакали  с нею
вместе, и все, кто слышал рассказ об этом, тоже пролили слезы.

     У  покойной  государыни  было   много  детей,  но  все  они  умерли  во
младенчестве, осталась только эта п