"Для чего вспоминать
     о храмовом празднике светлом
     мне, ведущей свой род
     от корней самого Хатимана,
     мне, блуждающей скорбно по свету?.."

     Госпожа Комати тоже ответила стихами:

     "Уповайте в душе
     на милость богов всемогущих -
     вняв усердным мольбам,
     боги вам пошлют избавленье,
     утолят мирские печали!"

     Мне   захотелось  посмотреть,  как  отмечают  этот  праздник  здесь,  в
Камакуре, и я  пошла на Журавлиный холм,  в храм Хатимана. Присутствовал сам
сегун; хотя дело происходило в провинции,  все было обставлено  очень пышно.
Собралось  много  дайме,  все  в  охотничьем  платье,  стражники-меченосцы в
походных кафтанах; глаза разбегались при виде  разнообразных нарядов.  Когда
сегун вышел из кареты у Красного моста,  я заметила  в  его свите  несколько
столичных  вельмож и  царедворцев, но их было совсем мало, бедно одетые, они
выглядели убого. Зато  когда прибыл старший  самурай Сукэмунэ Иинума, сын  и
наследник  князя  Ёрицуны  Тайра12,  в  монашестве -  Коэна,  его
появление могло бы  соперничать с выездом  канцлера в столице; чувствовалась
сила и власть... Затем  начались разные игрища -  стрельба в цель  на полном
скаку и другие воинские утехи подобное зрелище меня не прельщало, и я ушла.

     Не прошло и нескольких дней, как по городу поползли тревожные слухи: "В
Камакуре неспокойно!" "Что случилось?" - спрашивали друг друга люди. "Сегуна
отправляют  назад,  в столицу!" - гласил ответ.  Не  успели  мы услыхать эту
новость, как разнеслась весть, что сегун уже покидает дворец. Узнав об этом,
я  пошла поглядеть и увидела весьма невзрачный паланкин, стоявший наготове у
бокового  крыльца.  Один  из  самураев  распоряжался,  подсаживая  сегуна  в
паланкин. В это  время  появился сам Сукэмунэ Иинума  и от  имени верховного
правителя  Ходзе13 приказал, чтобы паланкин несли  задом наперед.
Сегун не успел еще сесть  в  паланкин,  как  набежали  низкорожденные слуги,
вошли  во  дворец,  даже  не  разуваясь, прямо  в  соломенных  сандалиях,  и
принялись обдирать  занавеси и прочее убранство. Глаза бы не глядели  на это
прискорбное зрелище!

     Меж тем паланкин тронулся; из  дворца  выбежали  дамы из  свиты сегуна,
растерянные, с  непокрытыми  головами. Ни  одной не подали  паланкин.  "Куда
увозят  нашего господина?" - плача,  говорили  они. Среди  князей  некоторые
тоже, казалось,  сочувствовали сегуну;  когда стемнело, они украдкой послали
молодых самураев проводить сегуна. Всяк по-разному отнесся к его опале. Слов
не хватает описать происходившее.

     Некоторое  время сегуну предстояло пробыть  в  месте, именуемом  Долина
Саскэ, а  уж оттуда его  должны были за  пять  дней доставить в столицу. Мне
захотелось   посмотреть   на   его    отъезд,    я   пошла   в   храм   бога
Ганапати14, расположенный неподалеку от временного жилища сегуна,
и там от  людей  узнала, что самурайские правители  назначили отъезд  на час
Быка15.   К   этому  времени   дождь,  накрапывавший  с   вечера,
превратился в жестокий ливень, поднялся сильный ветер,  завыл так жутко, как
будто  в  воздухе носились  злые  духи.  Тем  не менее  власти  не разрешили
изменить час  отъезда;  паланкин  подали, накрыв его рогожей.  Это было  так
унизительно, так ужасно, что больно было смотреть!

     Паланкин поднесли к  крыльцу,  сегун сел, но  затем  носилки  почему-то
снова опустили на землю и  поставили  во  дворе. Через некоторое время стало
слышно, что сегун сморкается. Чувствовалось, что он старается делать это как
можно тише, но ему это плохо удавалось... Нетрудно представить себе, в каком
горестном состоянии он находился!

     "Этот сегун, принц Кораясу,  совсем не из  тех сегунов, коих  назначали
восточные  дикари, самовольно захватившие власть в стране.  Отец его,  принц
Мунэтака, второй сын императора Го-Саги, был всего на год с небольшим старше
третьего  сына, императора  Го-Фукакусы.  Как  старший, принц  Мунэтака  был
вправе  унаследовать трон раньше младшего  брата, и, если бы это  произошло,
его сын,  принц Корэясу, нынешний сегун, в свою очередь, тоже  взошел бы  на
престол  украшенных Десятью добродетелями... Но принцу Мунэтаке не  пришлось
царствовать, ибо его матушка была  недостаточно знатного рода, вместо  этого
его послали в Камакуру на должность сегуна. Но ведь он все равно принадлежал
к императорскому семейству, иными  словами, его никак нельзя было приравнять
к простым смертным. Нынешний сегун, принц Корэясу, был его родным сыном, так
что высокое происхождение его бесспорно! Находятся люди, утверждающие, будто
он рожден  от  ничтожной  наложницы,  но  это неправда  -  на самом деле она
происходила  из благороднейшей семьи Фудзивара.  Стало  быть, и  со  стороны
отца, и со стороны матери происхождение принца поистине безупречно..." - так
размышляла я, и слезы невольно навернулись у меня на глаза.

     Ты ведь помнишь о том,
     что к славным истокам Исудзу16
     он возводит свой род -
     как же грустно тебе, богиня,
     видеть принца в такой опале!

     Я  представляла себе, сколько  слез  принц  прольет  по пути в столицу!
Единственное,  чего,  на мой  взгляд, вс