же  недоставало опальному сегуну,-
это, пожалуй, любви к  поэзии.  До меня не дошло ни  одного стихотворения, в
котором он поведал бы о своих скорбных  переживаниях, - а ведь он был родным
сыном принца Мунэтаки, в сходных обстоятельствах сложившего:

     "Встречаю рассвет,
     в снегах подле храма Китано17
     молитвы творя,
     будто заживо погребенный, -
     все следы сокрылись под снегом..."

     * * *

     Меж тем разнесся слух, что скоро в Камакуру прибудет новый сегун, принц
Хисааки,  сын  государя Го-Фукакусы. Стали перестраивать дворец,  все кругом
оживилось. Рассказывали, что встречать  сегуна  поедут семеро дайме. Один из
них, Синдзаэмон Иинума, сын князя Ёрицуны, заявил,  что не желает  следовать
той же  дорогой, по  которой увезли опального сегуна, и поедет другим путем,
через перевал Асигара. "Ну, это уж слишком!" - говорили люди.

     Когда приблизилось время прибытия нового сегуна,  поднялась невероятная
суматоха; можно  было подумать, будто происходит  невесть какое событие! Дня
за два,  за три  до торжества мне принесли  письмо от госпожи Комати. В  нем
содержалась неожиданная просьба. Оказалось, что  государыня прислала супруге
князя  Ёрицуны  набор  из пяти  косодэ, но не сшитых, а  только скроенных, и
госпожа супруга хочет посоветоваться со мной по этому поводу... "Это ничего,
что вы монахиня, - писала мне госпожа Комати. - Здесь вас не знают, я никому
не говорила, кто вы.  Сказала только,  что вы прибыли из столицы..." Госпожа
Комати  постоянно  проявляла  ко мне  внимание  и к  тому  же так настойчиво
просила прийти, что отказаться я не смогла. Сначала я пыталась отговориться,
но в конце концов она приложила к своей просьбе письмо от самого  верховного
правителя  Ходзе;  я решила, что не  стоит  упрямиться по таким пустякам,  и
пошла, предупредив, что только взгляну и укажу, как и что надо сделать.

     Палаты князя находились в  одной ограде с усадьбой верховного правителя
Ходзе  и назывались, как помнится, Угловым павильоном.  В  отличие от дворца
сегуна,  имевшего  самый обыкновенный  вид, здесь повсюду  сверкало  золото,
серебро,  драгоценные  камни,   блестели  гладко   отполированные   зеркала,
украшенные  изображениями  фениксов; парчовые  занавеси  и  ширмы,  расшитые
узорами  одежды слепили взор. Вышла  супруга князя, госпожа Оката, в двойном
одеянии  из светло-зеленого китайского шелка,  сплошь затканного  светлой  и
темной лиловой  нитью; узор  изображал кленовые листья. Сзади тянулся шлейф.
Высокая, крупного сложения, выражение лица и осанка горделивые... "Ничего не
скажешь, величественная  женщина!" - взглянув на  нее, подумала я, как вдруг
из глубины  покоев  чуть ли не бегом  появился  сам  князь  в  обычном белом
кафтане  с  короткими  рукавами и  запросто уселся  рядом  с  супругой.  Все
впечатление было испорчено...

     Принесли  косодэ,  присланные  из  столицы.  Это  были  пять  пурпурных
одеяний,  от  светлого  до  густого  оттенка,  с  разнообразным  рисунком на
рукавах, но сшитые неправильно,  как  попало, -  сразу  за  верхним  светлым
косодэ  шло самое  темное. "Почему  их так  сшили?" - спросила  я, и госпожа
сказала,  что  в  швейной  палате все  сейчас очень  заняты,  и потому наряд
составляли дома  ее  служанки,  не зная,  как следует  располагать  цвета. Я
посмеялась  в душе и показала, какое косодэ идет наверх, а какое вниз. В это
время прибыл посланец от  верховного правителя Ходзе. Я слышала из-за ширмы,
как  он говорил  князю, что  правитель  распорядился, чтобы столичная гостья
поглядела,  все ли  в порядке в покоях, приготовленных для нового сегуна; за
внешний вид помещения отвечает, мол, самурай Хики... "Вот не было печали!" -
подумала я, но коль скоро так получилось, пошла посмотреть покои.

     Они были  убраны вполне пристойно,  как  положено  в  парадных комнатах
знатной  особы; я показала только, куда нужно поставить полки  и  где  лучше
держать одежду, после чего ушла.

     Наконец наступил день прибытия сегуна. Вдоль  дороги, ведущей  к  храму
Хатимана,  собралась  несметная толпа. Вскоре показались передовые всадники,
встречавшие  поезд сегуна у заставы. Они торжественно проехали мимо отрядами
по двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят человек. За ними появилась процессия
самого сегуна. Сперва пробежали младшие чины в нарядных кафтанах, похожие на
дворцовых чиновников  низшего  ранга, за ними небольшими  группами следовали
князья-дайме в разноцветных одеждах. Шествие растянулось на добрых несколько
те18, и, наконец,  в паланкине с поднятыми занавесями проследовал
сам сегун в расшитом узорами одеянии