Дзэнседзи и в тот же вечер опять приехал. Оба
проговорили всю ночь, утешаясь за чаркой сакэ.

     На рассвете, когда пришло время прощаться, Дзэнседзи сказал:

     - На сей раз и впрямь, пожалуй, было  бы  лучше,  если  бы вы  сообщили
государю, где находится Нидзе... - На том и договорившись, оба уехали. А мне
было так жаль расставаться с ними обоими,  что захотелось  хотя бы проводить
их в дорогу. Я  вышла.  Дайнагон Дзэнседзи  в  охотничьем  кафтане  в узорах
цветов вьюнка, увивших изгородь, во избежание  пересудов и сплетен уехал еще
затемно. А Снежный Рассвет  в тонком, пропитанном ароматами кафтане вышел на
веранду на заре, когда в  предутреннем  небе еще светлел заходящий месяц, и,
пока его люди готовили карету, любезно приветствовал настоятельницу:

     - Я очень рад, что случай привел меня познакомиться с вами!..

     - В нашем  убогом приюте,  - отвечала ему  настоятельница, - мы уповали
лишь на явление Будды в наш смертный час,  но благодаря неожиданному приезду
госпожи Нидзе смогли удостоиться посещения таких знатных  гостей,  как вы...
Это великая честь для нас!

     - Да, в поисках госпожи Нидзе я обошел все горы  и долы, но нигде ее не
нашел... Тогда  я  решил просить помощи у бога  горы Микаса, приехал в  храм
Касуга и там во сне встретился с нею...

     Я прислушивалась к  их задушевной  беседе, и мне вспомнилась "Повесть о
Сумиеси..."36  А  Снежный   Рассвет  показался   мне  похожим  на
военачальника Сумиеси... Меж тем, возвещая наступление утра, ударил колокол,
как будто  напоминая, что пришла пора  расставаться, и он уехал. Я  уловила,
что,  перед  тем как сесть  в  карету,  он что-то тихо про  себя  шепчет,  и
уговорила сказать. Это были стихи:

     "О печалях своих
     позабыл я, но звон колокольный
     возвещает зарю -
     и летят напрасные пени
     в небеса, к луне предрассветной..."

     Он ушел. Я с грустью смотрела ему вслед и тоже прошептала :

     "К звону колоколов
     добавляет печаль и унынье
     тусклый отблеск луны,
     осветивший нашу разлуку
     и проникший горечью в сердце..."

     День я провела, размышляя  о том, что на пути к монашескому обету снова
возникли передо мной помехи.

     -  Поистине,  -  сказала  мне  настоятельница,  -  господа  давали  вам
правильные  советы!  До  сих  пор  мы  решительно  отвечали  всем  посланцам
государя,  что  вас  здесь нет,  но теперь  я  боюсь  далее вас  скрывать...
Поезжайте вновь в Кобаяси!

     Ее можно было понять;  я попросила дядю Дзэнседзи прислать мне карету и
уехала в Фусими, в усадьбу Кобаяси. День прошел без каких-либо происшествий.
Госпожа Ие, кормилица моей матери, сказала:

     - Чудеса, да и только!.. Из дворца то и дело справлялись, нет ли  здесь
Нидзе... Киенага тоже не раз наведывался...

     Я слушала  ее речи,  и  мне  казалось, что перед глазами  встает  образ
настоятеля, сказавшего:  "В Трех мирах не обрящете вы покоя, в пещь огненную
они для вас обратятся!.." - и против  воли в  душе накипала  горечь - отчего
это  в моей жизни  все  складывается так печально,  так  сложно  ?  С  неба,
подернутого  дымкой  дождя,  как это часто бывает четвертой луной,  до  меня
донесся  ранний голос  кукушки, живущей,  верно, в  роще на горе Отова,  и я
сложила стихотворение:

     "Ты спроси, отчего
     снова влажен рукав мой, кукушка!
     С омраченной душой
     я смотрю в рассветное небо
     и слезу за слезой роняю..."

     На дворе еще глубокая ночь, а колокол в храме Фусими уже будит людей от
сна, монахини встают, идут  на молитву,  я тоже поднимаюсь с  постели, читаю
сутру,  и вот уже солнце высоко стоит в небе, и мне опять приносят письмо от
Снежного  Рассвета  -  приносит  тот  самый  слуга, который когда-то  срубил
колючий кустарник в ограде у дома моей кормилицы... Вначале  Снежный Рассвет
писал о том, как горестно ему было  расставаться  со мною минувшей  ночью, а
далее стояло:

     "Ты,  верно,  тревожишься,  как  поживает  наше  дитя,  с   которым  ты
рассталась той памятной ночью словно во сне. Этой весной девочка захворала -
и притом  тяжело. Я справился у гадальщика, и он сказал мне,  что наша дочка
больна  так  тяжко,  оттого