| |
среди нас, неразумных, и уме никак
не думала, что она превратите ! в столь необузданную особу. Это упущение
государя, который ее воспитывал. Не потому ли не научилась она отличать
высших от низших, что ее слишком баловали, во всем потакали ? Вот она и
вообразила о себе невесть что! Я за это не в ответе. Позволю себе дерзость
заметить, что если государь считает меня виновной, пусть соизволит прислать
ко мне посланца непосредственно от своего высокого имени. В противном случае
я не собираюсь иметь к этому делу ни малейшего отношения. Будь Масатада
жив, он искупил бы вину дочери, поскольку безрассудно ее любил. Что же
до меня, то я вовсе не чувствую особой жалости к Нидзе, и, если бы, к
примеру, государь приказал мне вообще порвать с ней всякую родственную
связь, я была бы готова выполнить это его приказание так оке послушно, как
любое другое!"
Когда я подала это письмо государю, он, прочитав его, сказал:
- Госпожа монахиня не так уж неправа... Она вполне резонно ссылается на
обстановку, в которой ты росла во дворце. Да, недаром сказано, что, если
человек взвалил на себя заботу о женщине, ему придется таскать это бремя на
спине вплоть до Трех переправ в подземном мире. Но что ж получается?
Выходит, я потерпел урон и мне же следует его возместить?
- Когда правители упрекают подданных, вполне естественно, что подданные
пытаются оправдаться... - заявили вельможи. Тут все начали высказывать
разные суждения по этому поводу, и в конце концов дело кончилось тем, что
государю тоже пришлось вносить выкуп. По его поручению Цунэтоо вручил дары.
Вельможи получили каждый по мечу, а женщины по одному косодэ. Все это было
так забавно, что словами не описать!
В третью луну, в день поминовения государя-монаха
Го-Сиракавы10, по заведенному обычаю состоялось пятидневное
чтение сутры. Часовня, воздвигнутая этим государем при дворце Рокудзе,
сгорела в Десятом году Бунъэй11, и служба совершалась в моленном
зале при Дворце Огимати. В последний день чтений, в отсутствие государя, к
нам во дворец прибыл гость - духовное лицо, принц-епископ
Седзе12, настоятель храма Добра и Мира.
- Подожду августейшего возвращения! - сказал он и расположился в одном
из залов.
Я вышла к нему, сказала, что государь, должно быть, скоро вернется, и
уже хотела уйти, когда он попросил: "Побудьте немного здесь!" - и я
осталась, ибо в общении со столь высокой персоной было бы неприлично вдруг
ни с того ни с сего убежать, хотя меня несколько удивило, зачем я ему
понадобилась. Его преподобие повел речь о разных стародавних делах.
- Я, как сейчас, помню слова вашего покойного отца, дайнагона... -
сказал он.
Мне было приятно это услышать, я почувствовала себя свободнее и, сидя
напротив настоятеля, с удовольствием внимала его речам, как вдруг - что это?
- услышала признание в любви, чего уж вовсе не ожидала.
- С каким презрением, наверное, взирает Будда на мое греховное
сердце... - говорил он.
Это было так неожиданно и так странно... Я хотела как-нибудь замять
разговор и уйти, но он не пустил меня, удержав за рукав.
- Обещай улучить минутку и прийти на свидание ! - сказал он, утирая
рукавом рясы неподдельные слезы. В полном замешательстве я пыталась встать и
уйти, как вдруг раздался голос: "Возвращение его величества!", послышался
шум, шаги. Воспользовавшись этим, я вырвала свою руку из руки настоятеля и
убежала. У меня было такое чувство, будто мне привиделся удивительный,
странный сон...
Государь, ничего не подозревая, приветствовал настоятеля: "Давно не
видались!", предложил ему вино и закуску. По долгу службы я с невозмутимым
видом присутствовала при этой трапезе, но при мысли, что сказали бы люди,
если бы знали, о чем я думаю в эти минуты, меня невольно разбирал смех.
* * *
Надо сказать, что в это время отношения между государем и прежним
императором Камэямой были более чем прохладны. Прошел слух, что
правители-самураи в Камакуре весьма недовольны этой размолвкой. И вот, чтобы
показать, сколь неосновательны подобные подозрения, прежний император
сообщил, что хотел бы нанести визит государю, осмотреть его двор для игры в
ножной мяч, а заодн
|
|
