самом  деле  шел  шестой.  "Но  ведь  разница  в   сроках   неотвратимо
обнаружится... Как же быть?" - замирая от страха, думала я.

     В седьмой день шестой луны Акэбоно  прислал ко мне во дворец  одного за
другим нескольких посланцев, требуя, чтобы я  непременно возвратилась домой.
"Что  еще там стряслось?" - подумала я, когда  же приехала, оказалось  -  он
приготовил для меня ритуальный пояс.



     - Мне хотелось, чтобы ты надела  пояс, который преподнес  тебе я,  а не
кто-то  другой...  По-настоящему,  полагалось  бы  надеть  его после четырех
месяцев... Но, опасаясь людских пересудов, я хотел  повременить с подарком и
вот дотянул до этих пор... Но,  услышав,  что на  двенадцатый день этой луны
назначено поднесение пояса от государя,  все  же решился! - сказал  он, и  я
подумала, что Акэбоно в самом деле  всей  душой  меня любит, однако  мысль о
том, к чему это приведет, что будет дальше, снова наполнила меня скорбью.

     Целых три дня Акэбоно, как обычно, прятался у  меня.  В десятый день  я
могла  бы вернуться во дворец,  но  вечером почувствовала  недомогание и  не
поехала.  По этой причине двенадцатого числа  -  в день, заранее назначенный
для обряда надевания пояса,  мне привез его,  как  привозил  в прошлый  раз,
дайнагон Дзэнседзи. Я вспомнила, как обрадовался тогда покойный отец, как он
воскликнул:  "Что это?", когда сам  государь пожаловал  к нам, и  я залилась
слезами - увы, роса, увлажняющая рукав, выпадает не только осенью!..  Но что
придумать, как скрыть правду?  Нет, мне не отыскать выхода, ведь речь идет о
целых двух месяцах!  Все же мне не  приходило в голову утопиться, похоронить
себя на дне морском. Не оставалось ничего другого, как притворяться и  вести
себя  как  ни  в  чем не бывало,  хотя  страх:  "Как  быть? Что  делать?"  -
неотступно терзал душу. А меж тем уже наступила девятая луна.

     Страшась  людских  взоров,  я покинула  дворец якобы  для  того,  чтобы
сделать  приготовлений  к  предстоящим родам. Акэбоно пришел ко мне в тот же
вечер, и мы стали советоваться: как быть?

     - Прежде всего сообщи, что ты тяжело захворала, - сказал он. - И объяви
всем и каждому, будто жрец Инь-Ян48 говорит, что болезнь заразна,
опасна для посторонних...

     Я последовала его совету и постаралась распустить  слух, будто лежу  не
поднимаясь  в постели и так больна, что даже капли воды не могу  проглотить.
Не допуская посторонних, приблизила к себе только двух  служанок... Дескать,
болезнь настолько тяжелая... Впрочем, можно было обойтись без  столь строгих
предосторожностей, никто особенно  не  спешил навещать  меня,  и я  невольно
снова  с горечью думала:  "Ах, если б жив был отец..." Государю я  написала,
чтобы он не слал ко мне людей, но он все же время  от времени писал мне, а я
непрестанно  трепетала  от  страха, как бы  моя  ложь  не открылась.  Однако
покамест все шло гладко, казалось, все поверили, что я и впрямь больна не на
шутку. Только дайнагон Дзэнседзи все же несколько раз приезжал, пытаясь меня
проведать. "Хорошо  ли,  что  ты лежишь здесь  одна? Что говорит  лекарь?" -
спрашивал он. "По словам лекаря, болезнь на редкость заразная, встретиться с
вами мне никак невозможно!" - отвечала я и отказывалась его принять.  Иногда
он настаивал: "Как хочешь, а  меня это беспокоит!"; тогда, затемнив комнату,
я накрывалась с головой, лежала, не проронив ни слова, и он, поверив, что  я
и впрямь тяжело больна, уходил, а я терзалась угрызениями  совести. Люди, не
столь близкие, как дайнагон, и вовсе не приходили, так что Акэбоно  проводил
у меня все ночи. В свою  очередь, он тоже объявил, будто затворился в  храме
Касуга49, а сам послал кого-то  вместо себя, велев этому человеку
не отвечать на письма, приходившие в его адрес, и мне было грустно видеть, к
каким ухищрениям ему приходится прибегать.

     Меж  тем  примерно в  конце  девятой луны  я  почувствовала приближение
родов. Никто из родных об  этом  не знал,  при  мне  находились  только  две
доверенные  служанки.  Я  глядела,   как  они   суетятся,   занятые  разными
приготовлениями, и думала,  какую  дурную славу оставлю по себе в мире, если
умру родами... "Как стыдно будет моим родным, которые заботились обо мне", -
с грустью думала я. Но день прошел, а ребенок все еще  не появился  на свет.
Зажгли светильник, и тут я  наконец почувствовала, что  вот-вот разрешусь от
бремени.  Конечно,  при  таких обстоятельствах  никто не звенел  тетивой, не
совершалось никаких  таинств, отгоняющих злых духов, - я одна, накрывшись  с
головой,  мучилась болью. Помнится, прозвучал колокол, возвещающий  полночь,
когда Акэбоно сказал:

     - Я слыхал, что в такие мгновенья надо сзади поддерживать роженицу... А
мы забыли об этом, оттого  ты до сих пор и не разродилась... Ну же, соберись
с  духом, держись покрепче! - И он приподнял меня. Я  изо всех сил уцепилась
за его рукав, и в этот миг дитя благополучно появилось на свет.

     - Вот и хорошо! Горячей воды, скорее! - сказал Акэбоно;  помогавшие мне
женщины и те удивились - когда  он успел узнать весь порядок? -  Ну, а каков
же младенец? -