промелькнула презрительная улыбка. — Им не поймать меня на эту удочку. Овчинка 
не стоит выделки; я могу обойтись и без них, — пока во всяком случае. — Он 
стиснул зубы.

Однако Каупервуд недооценил мистера Трумена Лесли Мак-Дональда, и главным 
образом потому, что тот пришелся ему не по вкусу.

Собственно говоря, Каупервуд рассчитывал на то, что вернется старый генерал и 
выгонит вон своего ретивого сынка. Это был один из самых крупных промахов, 
когда-либо допущенных Фрэнком Каупервудом.



24. ПОЯВЛЕНИЕ СТЕФАНИ ПЛЕЙТО

В эти годы, когда коммерческие и финансовые дела Каупервуда быстро шли в гору, 
стали понемногу налаживаться и его отношения с Эйлин. Отчасти чтобы отвлечь 
Эйлин от ее грустных мыслей, отчасти чтобы утолить жажду впечатлений и 
пополнить свою коллекцию художественных ценностей, Каупервуд завел обычай 
каждое лето отправляться в путешествие — либо по Америке, либо в Европу. За два 
года они побывали в России, на Скандинавском полуострове, в Аргентине, в Чили и 
Мексике. Они уезжали в мае или в июне, когда все поезда отходили переполненными,
 и возвращались в сентябре или в начале октября. Каупервуд старался успокоить и 
порадовать Эйлин, он тешил ее честолюбие, рисуя перед ней будущие успехи в 
обществе — если не в чикагском, то в лондонском или в нью-йоркском, всячески 
убеждал ее, что, несмотря на свои измены, он по-прежнему предан ей.

Каупервуд был достаточно ловок и хитер, чтобы искусно симулировать нежные 
чувства, которых он уже не испытывал, вернее, в которых не было прежнего огня. 
Он был олицетворенное внимание, покупал Эйлин цветы и драгоценности, 
всевозможные безделушки и сувениры, окружал ее самым изысканным комфортом и в 
то же время украдкой поглядывал по сторонам, уже томясь по новым, недозволенным 
развлечениям. Эйлин чувствовала это, хотя доказательств у нее никаких не было. 
И все же, несмотря ни на что, она любила этого человека, благоговела перед ним 
и подчинялась ему вопреки своей воле.

Представьте себе полководца, потерпевшего жестокое поражение, или просто 
рядового труженика, которому после долгих лет безупречной службы отказали от 
места. В чем искать утешения любящему сердцу, если любовь отвергнута, если все 
жертвы, принесенные на ее алтарь, оказались напрасными? В философии? Но ведь 
это не более как игра в бирюльки. В религии? Она требует метафизического склада 
ума. В 1865 году, когда Каупервуд впервые встретился с Эйлин Батлер, это была 
юная, стройная девушка, стремительная, полная жизни. Теперь она уже стала иной. 
Конечно, Эйлин все еще была красива. Цветущая, золотоволосая тридцатипятилетняя 
матрона — она выглядела не старше тридцати лет, а в душе, увы, чувствовала себя 
все той же быстроногой девчонкой и думала, что она так же привлекательна, как 
прежде. Любой женщине, даже очень избалованной судьбой, грустно видеть, как 
уходят годы, и любовь — этот вечно манящий блуждающий огонек — меркнет где-то в 
надвигающемся мраке. Эйлин в час своего, казалось бы, величайшего триумфа 
увидела, что любовь умерла. Бесполезно было убеждать себя — как она пыталась 
это делать порой, — что любовь еще может возродиться. Наделенная от природы 
умом трезвым и реалистическим, Эйлин понимала, что прошлого не вернешь. Пусть 
ей удалось убрать со своего пути Риту Сольберг, — все равно верности и 
постоянству Каупервуда пришел конец. А значит — конец и ее счастью. Любовь 
умерла. Погибла нежная иллюзия; рассеялся жемчужно-розовый, сладостный туман; 
прочь отлетел смеющийся купидон, с лукавой улыбкой на пухлых устах и 
таинственно-манящим взглядом; увяли цветы, шептавшие о вечной весне, об 
опьянении жизнью; умолкли призывы, властно будившие мучительно-острую радость; 
погибло все.

К чему слезы, ярость, бесплодные сожаления? К чему снова и снова глядеться в 
зеркало, изучая мягкие женственно-округлые линии еще свежего и привлекательного 
лица? Как-то раз, заметив темные круги у себя под глазами, Эйлин в бешенстве 
сорвала с груди кружева, которые только что приколола, и, бросившись на постель,
 зарыдала горько и отчаянно. На что ей наряды? На что все эти побрякушки? Фрэнк 
не любит ее. К чему ей этот роскошный особняк на Мичиган авеню, изысканно 
обставленный будуар во французском стиле, туалеты, каждый из которых — вершина 
портновского искусства, шляпы, похожие на цветочные клумбы? К чему, к чему? 
Мучительное воспоминание о невозвратном прошлом будет вечно преследовать ее, 
словно плакальщик в траурных одеждах, словно пресловутый ворон, прокаркавший у 
дверей свое «никогда, никогда». Эйлин знала, что сладостная иллюзия, на 
какой-то недолгий срок привязавшая к ней Каупервуда, рассеялась навеки. 
Каупервуд был здесь, рядом с ней. По утрам и вечерам в доме раздавались его 
шаги. В долгие тоскливые ночные часы она слышала рядом с собой его дыхание, 
чувствовала на своем теле его руку. А затем наступали другие ночи, когда его не 
было дома, когда он «отлучался из города», и, выслушивая потом его объяснения, 
Эйлин старалась принимать их за чистую монету. Зачем ссориться? — говорила она 
себе. Что тут можно поделать? И она ждала, ждала, — но чего, сама не знала.

А Каупервуд, наблюдая эти непреложные изменения, странные, несмываемые отметины,