— Антуанета, — сказал он.

Она взглянула на него снизу вверх, потом приподнялась, бледная, задыхаясь от 
волнения; от обычной ее деловитости не осталось и следа. Ее охватила какая-то 
слабость, безволие. Она попыталась было высвободить руку, но, подняв глаза, 
увидела устремленный на нее жесткий и жадный взгляд. Голова у нее закружилась, 
в глазах отразилось предательское смятение.

— Антуанета!

— Да, — прошептала она.

— Вы любите меня, признайтесь!

Она попыталась овладеть собой, проявить твердость духа, которая, как ей 
казалось, никогда ее не покинет, — но, увы, этой твердости духа уже не было и в 
помине. На мгновенье Антуанете представилась далекая чикагская окраина, 
Блю-Айленд авеню, с двумя рядами низеньких глинобитных домишек, где она провела 
свое детство… а тут этот элегантный светлый кабинет и сильный, властный человек,
 который ждет ее ответа. Как чудесен должен быть мир, в котором он живет. Кровь 
стучала у нее в висках, и она застыла в каком-то блаженном оцепенении.

— Антуанета!

— Ах! Я и сама не знаю… — пролепетала она. — О да, да! Люблю!

— Мне нравится ваше имя, — сказал он. — Антуанета! — И привлек ее к себе.

Испуганная, счастливая, она не сопротивлялась, но вдруг, скорее от 
неожиданности, чем от стыда, слезы брызнули у нее из глаз. Она отвернулась, 
оперлась рукой о стол и, опустив голову, заплакала.

— О чем вы, Антуанета? — ласково спросил он, наклоняясь к ней. — Вы так плохо 
знаете жизнь? Ведь вы сказали, что любите меня. Может быть, вы хотите, чтобы я 
забыл о том, что сегодня произошло, и чтобы все между нами было по-прежнему? Я 
могу пойти на это, если только, конечно, и вы можете.

Он прекрасно знал, что она любит его и всем существом стремится к нему.

Она слышала, что говорил Каупервуд, но рыданья душили ее.

— Хотите, все будет по-прежнему? — снова повторил он, помолчав, чтобы девушка 
могла прийти в себя.

— Ах, дайте мне поплакать! — в смятении пробормотала она наконец. — Я и сама не 
знаю, почему плачу. Просто разволновалась немножко. Пожалуйста, не обращайте на 
меня внимания.

— Антуанета, перестаньте плакать и взгляните на меня.

— Нет, нет, только не теперь. У меня глаза совсем распухли.

— Ну, взгляните на меня, Антуанета, — и он взял ее за подбородок, — посмотрите, 
разве я такой уж страшный?

— О! — всхлипнула она, когда их взгляды встретились. — Я… — и, положив руки на 
грудь Каупервуду, припала к нему головой, а он обнял ее и погладил по плечу.

— Я не такой уж плохой, Антуанета, вы тут столько же виноваты, сколько и я. Так 
вы меня любите?

— Да, о да!

— И вы не будете сердится на меня?

— Нет. Как это все странно. — Она спрятала лицо у него на груди.

— Так поцелуйте меня.

Она запрокинула голову и обвила его шею руками. Каупервуд крепко прижал ее к 
себе.

Он слегка подтрунивал над ней, допытываясь, почему она плакала, а сам думал: 
что бы сказали Эйлин и Рита, если б узнали? Сначала Антуанета не хотела 
говорить, а потом призналась, что у нее было такое ощущение, будто она 
поступает дурно. Любопытно, что и Антуанета тоже думала об Эйлин, о том, с 
какой важностью та всегда проплывает мимо нее. Теперь она делит с этой 
высокомерной и тщеславной миссис Каупервуд его любовь. И как ни странно, 
Антуанета считала это честью для себя. Она выросла в собственных глазах, — 
почувствовала в себе прилив бодрости и сил. Теперь она ближе узнала жизнь,