ничтожеством; Уолтер Райзем Коттон, комиссионер по оптовой продаже кофе, 
известный больше как автор статеек на темы светской жизни, и его супруга, 
окончившая женский колледж Вассарра; Нори Симс, секретарь и казначей кредитного 
и сберегательного общества «Дуглас», лицо весьма влиятельное, но не в тех 
финансовых кругах, которые представляли Эддисон и Рэмбо. Каупервуды 
познакомились домами и с богатым меховщиком Станиславом Хоксема, и с оптовым 
торговцем мукой Дьюэйном Кингслендом, с мясоторговцем-экспортером Уэбстером 
Израэлсом, ювелиром Брэдфордом Кэнда. Все эти семейства пользовались некоторым 
весом в обществе. Все они имели недурные особняки и недурные доходы, — с ними 
приходилось считаться. Разница между Эйлин и большинством этих дам была 
примерно та же, что между реальностью и иллюзией. Но это требует некоторого 
пояснения.

Чтобы понять умонастроения женщин того времени, следует мысленно обратиться к 
периоду средневековья, когда главенствующая роль принадлежала церкви и 
талантливые, но далекие от жизни поэты окружали женщину мистическим ореолом. С 
той поры девушки и женщины возомнили, что они созданы из другого, более 
благородного материала, чем мужчины, что их призвание — возвышать и 
облагораживать вторую половину рода человеческого и что их благосклонность — 
бесценнейший дар на свете. Эта розовая романтическая дымка, не имеющая ничего 
общего с понятием личной добродетели, привела к самовозвеличению некоторых 
женщин, вообразивших себя чуть ли не святыми и сверху вниз взиравших на мужчин, 
а подчас и на других женщин.

В атмосферу, насквозь пропитанную этой нелепой иллюзией, и попала Эйлин в 
Чикаго. Дамы, с которыми она познакомилась, витали в выдуманном ими мире. Они 
почитали себя неземными созданиями, вроде тех, что увековечила религиозная 
живопись и поэзия. В своих мужьях они стремились видеть образец нравственности, 
воплощение идеала, от других женщин требовали незапятнанной чистоты. Эйлин, 
пылкая и непосредственная, подняла бы их на смех, если бы ей дано было это 
понять. Но она ровно ничего не понимала и чувствовала себя в присутствии этих 
женщин неловко и неуверенно.

Возьмем, к примеру, миссис Симс, горячую почитательницу миссис Мэррил. Получить 
приглашение к Мэррилам на обед, чай или завтрак, прокатиться по городу с миссис 
Мэррил было верхом блаженства для миссис Симс. Она любила повторять bon mots 
[Note3 - остроумные словечки (франц.)] своего кумира, рассуждать о ее 
удивительной образованности, рассказывать, как люди будто бы отказывались 
верить, что это жена такой посредственности, как Энсон Мэррил, — словом, все те 
принятые в свете пошлости, начало которым, вероятно, было положено еще дамами 
древнего Египта и Халдеи. Сама миссис Симс была заурядная, ничем не 
примечательная карьеристка — довольно ловкая, довольно миловидная и элегантная. 
Две маленькие дочки Симсов, соответственно требованиям того времени, были уже 
обучены всем тонкостям светского обхождения, — они радовали родителей умением 
принимать изящные позы, мило улыбаться, грациозно приседать. Приставленная к 
ним няня ходила в форме, а гувернантка была необычайно важной. Сама миссис Симс 
вела себя очень надменно, считалась только с теми, кто стоял выше ее на 
социальной лестнице, и от всей души презирала тот заурядный мир, в котором 
вынуждена была прозябать.

Пригласив Каупервудов на обед, миссис Симс тут же постаралась выведать у Эйлин 
что-нибудь о ее прошлом: не знавала ли она в Филадельфии Артура Ли и его жену, 
супругов Дрейк, Роберту Уилинг и семейство Уокеров? Миссис Симс сама с ними 
знакома не была, а только слышала о них от миссис Мэррил

— повод вполне достаточный, чтобы пустить эти имена в ход. Эйлин сразу 
насторожилась и, спасения ради, стала лгать, уверяя миссис Симс, что знакома со 
всеми этими людьми. Впрочем, в какой-то мере это было правдой: до того как 
распространился слух о связи Эйлин с Каупервудом, они с ней раскланивались. 
Такое сообщение несколько успокоило миссис Симс.

— Я непременно расскажу об этом Нелли, — воскликнула она, называя миссис Мэррил 
уменьшительным именем, чтобы показать, как близко они знакомы.

Эйлин очень боялась, что если так пойдет дальше, то скоро весь город узнает, 
что Каупервуд сидел в тюрьме, что, прежде чем стать его женой, она была его 
любовницей и фигурировала в его бракоразводном процессе в качестве соответчицы 
— хотя имя ее и не упоминалось. Спасти Эйлин могли только ее красота и 
богатство Каупервуда, больше ей не на что было надеяться.

Однажды на обеде у Кингслендов миссис Кэнда спросила Эйлин — как той показалось,
 весьма многозначительно — не была ли она знакома в Филадельфии с ее 
приятельницей, миссис Шюлер Эванс? Эйлин не на шутку перепугалась.

— Тебе не кажется, что миссис Кэнда, а может быть, и не ей одной, многое 
известно о нас? — спросила она Каупервуда по пути домой.

— Весьма возможно, а впрочем, не знаю, — отвечал он подумав. — На твоем месте я 
не стал бы особенно тревожиться. Если ты будешь постоянно об этом думать и 
волноваться, они скорее заподозрят, что у нас что-то не ладно. Я во всяком