Каупервуд, уже постигший многие неизвестные ему ранее уловки местных дельцов и 
с каждым днем приобретавший все больший опыт, обычно тут же принимал решение.

— Ну что ж, рискнем на сотню тысяч бушелей. Мне думается, что железнодорожные 
«Нью-Йорк сентрал» упадут пункта на два в ближайшие дни. Давайте запродавать их 
на пункт ниже курса.

Лафлин недоумевал, как это Каупервуд ухитряется так быстро ориентироваться в 
местных делах и не менее быстро, чем он сам, принимать решения. Когда дело 
касается акций и других ценностей, котирующихся на восточных биржах, — это 
понятно, но как он умудрился так быстро постичь все тонкости чикагской биржи?

— Откуда вы это знаете? — спросил он однажды Каупервуда, сильно заинтригованный.


— Да очень просто: вчера, когда вы были на бирже, сюда заходил Антон Видера 
(один из директоров Хлеботоргового банка), он все и рассказал мне,

— откровенно отвечал Каупервуд, и со слов Видера обрисовал Лафлину биржевую 
конъюнктуру.

Лафлин знал Видера, богатого, предприимчивого поляка, который за последние годы 
заметно пошел в гору. Просто поразительно, как Каупервуд легко сходится с 
богачами, как быстро приобретает их доверие. Лафлин понимал, что с ним Видера 
никогда бы не стал так откровенничать.

— Гм! Ну, если Видера сказал, значит это так. Надо действовать.

И Лафлин действовал, а фирма «Питер Лафлин и Кь» оказывалась в барышах.

Но хотя хлеботорговое и комиссионное дело и сулило каждому из компаньонов тысяч 
двадцать годового дохода, Каупервуд смотрел на него лишь как на источник 
информации.

Боясь распылять средства, чтобы не оказаться в таком же отчаянном положении, 
как в пору чикагского пожара, Каупервуд подыскивал себе дело, которое со 
временем могло бы приносить солидный и постоянный доход. Ему удалось 
заинтересовать своими планами небольшую группу чикагских дельцов — Джуда 
Эддисона, Александра Рэмбо, Миларда Бэйли, Антона Видера; хотя это были не бог 
знает какие тузы, но все они располагали свободными средствами. Каупервуд знал, 
что они охотно откликнутся на любое серьезное предложение.

Больше всего привлекали Каупервуда газовые предприятия Чикаго: тут 
представлялась возможность захватить исподтишка великолепный источник наживы — 
завладеть никем еще не занятой областью и установить там свое безраздельное 
господство. Получив концессию, — каким путем, читатель догадается сам, — он мог,
 подобно Гамилькару Барка, проникшему в самое сердце Испании, или Ганнибалу, 
подступившему к вратам Рима, предстать перед местными газопромышленниками и 
потребовать капитуляции и раздела награбленного.

В то время освещение города находилось в руках трех газовых компаний. Каждая из 
них обслуживала свой район или, как говорили в Чикаго, «сторону»

— Южную, Западную и Северную. Самой крупной и преуспевающей была Чикагская 
газовая, осветительная и коксовая компания, основанная в 1848 году в южной 
части города. Всеобщая газовая, осветительная и коксовая, снабжавшая газом 
Западную сторону, возникла несколькими годами позже и обязана была своим 
появлением на свет глупой самоуверенности учредителей и директоров Южной 
компании, полагавших, что они во всякое время сумеют получить разрешение 
муниципалитета на прокладку газопровода в других частях города; они никак не 
ожидали, что Западный и Северный районы начнут так быстро заселяться. Третья 
компания — Северо-чикагская газовая — была основана почти одновременно с 
Западной и в силу тех же причин, ибо та оказалась столь же непредусмотрительной,
 как и Южная. Впрочем, при получении концессий все учредители заявляли, что 
предполагают ограничить свою деятельность только той частью города, где они 
проживают.

Сначала Каупервуд намеревался скупить акции всех трех компаний и слить их в 
одну. С этой целью он стал выяснять финансовое и общественное положение 
акционеров. Он полагал, что, предложив за акции втрое или даже вчетверо больше, 
чем они стоили по курсу, он сумеет завладеть контрольными пакетами. А затем, 
после объединения компаний, можно будет выпустить новые акции на огромную сумму,
 расплатиться с кредиторами и, сняв богатый урожай, остаться самому во главе 
дела. В первую очередь Каупервуд обратился к Джуду Эддисону, считая его 
наиболее подходящим партнером для осуществления своего замысла. Впрочем, 
Эддисон был нужен ему не столько как компаньон, сколько как вкладчик.

— Вот что я вам скажу, — внимательно выслушав его, заявил Эддисон. — Вы напали 
на блестящую мысль. Даже удивительно, как это до сих пор никому не пришло в