у Ла-Саль-стрит, до Стэйт-стрит, где помещался его магазин, был возмущен до 
глубины души.

— Ну, Энсон, — сказал Шрайхарт, — теперь вы видите, что это за тип! У него 
сердце гиены и душа хамелеона. Вы слышали, как он поступил с Хэндом?

— Нет, — отвечал Мэррил, — ничего не слышал.

— Не слышали? Ну, доложу я вам… — и Шрайхарт, наклонившись к уху Мэррила, 
поспешил сообщить все, что было ему известно.

Мэррил приподнял брови.

— Не может быть! — сказал он.

— А вы знаете, как он с ней познакомился? — с негодованием продолжал Шрайхарт.
 — Он явился к Хэнду, чтобы сделать у него заем в двести пятьдесят тысяч 
долларов под «Западно-чикагские транспортные». Что вы скажете? Ведь этому нет 
названия!

— Вот так история, — сказал Мэррил довольно безразличным тоном, хотя в душе был 
очень заинтригован, ибо всегда считал миссис Хэнд весьма привлекательной 
молодой особой. — Впрочем, я не особенно удивлен.

Мэррилу припомнилось вдруг, что еще совсем недавно его жена с необыкновенной 
настойчивостью требовала, чтобы он пригласил в гости Каупервуда.

Хэнд же, со своей стороны, встретив Арнила, признался ему, что Каупервуд 
позволил себе посягнуть на святость его семейного очага. Арнил был поражен и 
опечален. Его другу Хэнду нанесено тяжкое оскорбление! Они вдвоем решили 
потребовать от Эддисона, чтобы он, как директор «Лейк-Сити Нейшнл», немедленно 
прекратил всякие деловые отношения с Каупервудом и Чикагским кредитным 
обществом. В ответ на это требование Эддисон весьма учтиво выразил готовность 
известить Каупервуда о том, что он должен погасить все свои займы, но тут же 
подал в отставку, чтобы семь месяцев спустя занять пост директора Чикагского 
кредитного общества. Такое вероломство вызвало чрезвычайное волнение в деловых 
кругах города, поразив даже тех, кто предрекал, что рано или поздно это должно 
случиться. Все газеты оживленно обсуждали событие.

— Ладно, скатертью дорога, — угрюмо заметил Арнил Хэнду в тот день, когда 
Эддисон поставил в известность членов правления «Лейк-Сити Нейшнл» о своем 
уходе. — Если он решил порвать с банком и связать свою судьбу с этим 
авантюристом, — что ж, его дело. Но как бы ему не пришлось об этом пожалеть.

Между тем в Чикаго приближались выборы в муниципалитет. Хэнд и Шрайхарт решили 
воспользоваться этим обстоятельством, чтобы свалить Каупервуда, действуя единым 
фронтом со своим другом Арнилом.

Хосмер Хэнд считал, что долг призывает его к действию, и принялся за дело без 
промедления. Он всегда был несколько тяжел на подъем, но, раз ввязавшись в 
драку, умел биться упорно и ожесточенно. Зная, что для предстоящей выборной 
кампании ему нужен ловкий и расторопный помощник, он после некоторых 
размышлений остановил свой выбор на Пэтрике Джилгене — том самом Пэтрике 
Джилгене, который принимал когда-то участие в «газовой войне» Каупервуда за 
концессию в предместье Хайд-парк. Теперь мистер Джилген был уже довольно 
состоятельным человеком. Он обладал редкой способностью сходиться с людьми 
самого различного сорта, умел держать язык за зубами, не признавал за широкими 
массами никаких прав, вследствие чего в делах общественных отличался редкой 
беспринципностью, — словом, имел все данные к тому, чтобы сделать блестящую 
политическую карьеру. Мистер Пэтрик Джилген был владельцем одного из самых 
шикарных питейных заведений на Уэнтуорс авеню. Оно все сияло и сверкало, 
залитое светом калильных ламп (новинка в Чикаго!), яркие огни которых 
отражались в бесчисленных зеркалах, заставляя их грани переливаться всеми 
цветами радуги. Избирательный округ, который Пэтрик Джилген представлял от 
своей партии в конгрессе штата, был застроен одноэтажными ветхими домишками, 
теснившимися вдоль немощеных улиц, но мистер Джилген тем не менее был уже 
сенатором штата, кандидатом в члены конгресса на предстоящих выборах и, в 
случае победы республиканской партии, вероятным преемником достопочтенного 
Джона Дж.Мак-Кенти на его неофициальном посту Диктатора города. (Хайд-парк до 
слияния с городом всегда считался республиканским районом, и потому Пэтрику 
Джилгену неудобно было теперь перекинуться в другой лагерь, хотя большая часть 
города обычно стояла за демократов.) Во время предвыборной кампании стало 
очевидно, что среди политических деятелей Южной стороны Пэтрик Джилген 
пользуется наибольшим влиянием, и Хэнд решил пригласить его к себе для 
переговоров.

Надо сказать, что Хэнд куда больше одобрял холодный практический расчет и 
беспощадную логику Каупервуда, чем велеречивое, пустое морализирование 
Хейгенина или Хиссопа, которые довольствовались тем, что читали мораль и таким 
образом пытались победить зло добром. Если Каупервуд с помощью Мак-Кенти мог