— В июне, не позже. Могу обещать тебе совершенно точно!

— И я буду посаженным отцом?

— Да, это мысль! — серьезно сказала она.

— Черт возьми! — преувеличенно громко захохотал Каупервуд. — Я вижу, у тебя 
было на редкость удачное путешествие!

— Да ты еще и сотой доли не знаешь! — вскричала Беренис. — Сотой доли! Вот еще 
Мейденхед — мне даже неловко признаваться.

— Вот как? Запомним!

— И я еще тебе не рассказала о полковнике Хоксбери. Из королевской гвардии или 
чего-то там еще, не помню! — дурачась, продолжала она. — Ну, один из таких 
блестящих военных красавцев — а у него есть приятель офицер, у которого есть 
кузен… Так вот у этого кузена есть коттедж где-то там в парке на Темзе…

— Ах, уж теперь два коттеджа и два плавучих домика! Или у тебя, может быть, в 
глазах двоится?

— Во всяком случае коттедж, о котором я сейчас говорю, почти никогда не сдается.
 Этой весной чуть ли не в первый раз. И это настоящая мечта! Если его 
когда-нибудь и сдавали, то только близким друзьям. Но, конечно, маме и мне…

— Мы, кажется, намереваемся стать дочерью полка?

— Ну, хорошо. Оставим полковника. Еще есть некий Уилтон Брайтуэйн Райотсли — 
произносится: Ротислай. У него замечательные маленькие усики, а рост ровно 
шесть футов и…

— Послушай, Беви! Что за подробности! Я, знаешь, начинаю подозревать!

— Только не с Уилтоном! Нет, нет, клянусь тебе! С полковником — куда ни шло, но 
с Уилтоном — нет! — и она расхохоталась. — Ну, чтобы не перечислять всех подряд,
 скажу тебе коротко, что я узнала не только о четырех плавучих домиках на Темзе,
 но и о четырех прекрасно меблированных, комфортабельных особняках в самых 
замечательных кварталах Лондона, — и все их можно снять на сезон, на год или 
навсегда, если мы решим с тобой остаться тут навеки.

— Что ж, тебе надо только захотеть, милочка, — отвечал он. — Но какая же ты, 
однако, актриса!

— И все эти особняки, — продолжала Беренис, пропуская мимо ушей его восхищенное 
восклицание, — будут немедленно показаны мне любым моим поклонником на выбор — 
или всеми сразу, стоит мне только дать свой лондонский адрес, чего я еще пока 
не сделала.

— Браво, браво! — воскликнул Каупервуд.

— Так вот, пока еще никаких обещаний никому не дано, ни с кем ничего не 
условлено, но мы с мамой думаем поехать посмотреть один домик на Гроссвенор 
сквере, а другой — на Беркли сквере. И тогда уж будет видно, что делать.

— А тебе не кажется, что лучше было бы все же посоветоваться с твоим 
престарелым опекуном насчет, скажем, аренды и всего прочего?

— Что касается аренды — конечно. Ну а насчет всего прочего…

— Ну, хорошо. Насчет всего прочего — отступаю охотно. Довольно я распоряжался 
на своем веку, посмотрим-ка теперь, как это у тебя получится!

— Так вот, — продолжала она, все еще дурачась, — допустим, для начала, я сяду 
вот сюда…

И, усевшись к нему на колени, она взяла со стола бокал с вином и прикоснулась к 
нему губами.

— Смотри — я загадала желанье! — сказала она и отпила половину. — Вот и ты тоже 
загадай! — И она протянула ему бокал и смотрела, пока он не допил до дна. — А 
теперь ты должен бросить его об стену — через мое правое плечо — чтобы уже 
никто больше никогда из него не пил. Так поступали в старину датчане и норманны.
 Ну…

Каупервуд швырнул бокал.

— А теперь поцелуй меня — и все сбудется, как мы с тобой загадали. Потому что, 
ты ведь знаешь, я колдунья и могу сделать так, чтобы все сбылось.