Симпсон, он не знал. Но Каупервуд в свое время говорил ему, что и сенатор 
являлся держателем крупных пакетов таких акций. Большинство этих бумаг у них 
всех, как и у Каупервуда, было заложено в разных банках, а полученные под них 
деньги помещены в другие предприятия. Требование погашения ссуд не сулило им 
ничего хорошего, но все-таки ни у кого из этого триумвирата дела не были в 
таком уж отчаянном состоянии. Они сумеют вывернуться без особых хлопот, хотя, 
возможно, и не без убытков, если тотчас же примут все меры для самозащиты.

Батлер не придал бы делу такого значения, если бы Каупервуд сообщил ему, что 
Стинер всадил в это предприятие тысяч семьдесят пять или сто. Это можно было бы 
как-нибудь уладить. Но пятьсот тысяч!..

— Большие деньги! — сказал Батлер, дивясь необычайной смелости Стинера, но еще 
не связывая ее с хитроумными махинациями Каупервуда. — Тут надо хорошенько 
пораскинуть мозгами. Если завтра начнется паника, нам нельзя терять ни минуты. 
А много ли вам будет проку от того, что мы поддержим рынок?

— Очень много, — отвечал Каупервуд, — хотя, конечно, мне придется доставать 
деньги еще и другим путем. Кстати, у меня числится ваш вклад в сто тысяч 
долларов. Как вы полагаете, потребуются они вам в ближайшие дни?

— Возможно.

— Не исключено, что и мне эти деньги будут так нужны, что я не сумею немедленно 
вернуть их вам без серьезного ущерба для себя, — заметил Каупервуд. — И это 
только одно из многих звеньев всей цепи. Если бы вы, сенатор Симпсон и 
Молленхауэр объединились — основная масса акций ведь в ваших руках — и 
воздействовали на мистера Дрекселя и мистера Кука, вам удалось бы заметно 
разрядить атмосферу. Я отлично выйду из положения, коль скоро от меня не 
потребуют погашения задолженности, а если на бирже не произойдет слишком 
резкого падения курсов, то никто с меня этого не потребует. В противном случае 
все мои бумаги будут обесценены, и я не выдержу.

Старик Батлер встал.

— Дело серьезное, — сказал он, — не надо было вам связываться со Стинером. Все 
это, как ни верти, выглядит достаточно неприглядно. Скверная, скверная история,
 — сурово добавил он. — Тем не менее я сделаю все возможное. Многого не обещаю, 
но я к вам всегда хорошо относился и не хочу оставлять вас в беде, разве только 
у меня не будет иного выхода. Неприятно, очень неприятно! И помните еще, что не 
я один решаю дела в нашем городе!

При этих словах Батлер подумал, что Каупервуд, собственно говоря, поступил 
вполне порядочно, своевременно предупредив его об угрозе собственным его 
интересам и выборам в муниципалитет, хотя, с другой стороны, он тем самым 
спасал и свою шкуру. Так или иначе, но Батлер решил сделать для него все 
возможное.

— Нельзя ли устроить, чтобы эта история со Стинером и городским казначейством 
не предавалась огласке день-другой, пока я не успею получше разобраться во всем 
происходящем? — осторожно спросил Каупервуд.

— Не обещаю, — отвечал Батлер, — хотя и сделаю все, что от меня зависит. Но вы 
можете быть спокойны: история эта не пойдет дальше, чем будет необходимо для 
вашего же блага.

Сейчас он уже раздумывал над тем, как им выпутаться из последствий совершенного 
Стинером преступления, если Каупервуд все-таки обанкротится.

— Оуэн! — позвал он, открыв дверь и перегибаясь через перила лестницы.

— Что, отец?

— Вели Дэну закладывать кабриолет и ждать у подъезда. А сам одевайся, поедешь 
со мной.

— Хорошо, отец.

Батлер вернулся в комнату.

— Н-да! Изрядная буря в стакане воды, а? В Чикаго пожар, а мне здесь, в 
Филадельфии, хлопот не обобраться! Ну и ну!

Каупервуд уже встал и направился к двери.

— А вы куда?

— Домой. Ко мне придут несколько человек, с которыми нужно повидаться. Но если 
вы разрешите, я еще раз заеду попозднее.