Филадельфии конно-железнодорожных линий было еще так мало, что никому не 
приходило на ум создать крупное объединение конных железных дорог, как это было 
сделано позже. Тем не менее, прознав о соглашении между Стинером и Каупервудом, 
Стробик явился к Стинеру и изложил ему свой новый замысел. Все они немало 
наживутся благодаря Каупервуду, и прежде всего сам Стробик и Стинер. Что же в 
таком случае мешает ему и Стинеру вместе с Каупервудом в качестве их 
представителя — вернее, тайного представителя Стинера, ибо Стробик не имел 
смелости открыто участвовать в этом деле, — скупить побольше акций одной из 
линий конной железной дороги и обеспечить себе контроль над нею? А потом если 
он, Стробик, сумеет добиться от муниципалитета разрешения на прокладку новых 
линий, то эти новые линии, как ни верти, окажутся в их руках. Правда, Стробик 
надеялся впоследствии вытеснить Стинера. Ну, да там видно будет. А пока что 
нужно ведь кому-нибудь провести подготовительную работу, и почему, собственно, 
этого не может сделать Стинер? В то же время Стробик понимал, что такая 
«работа» требует сугубой осмотрительности, ибо его шефы, конечно, всегда начеку 
и, если они обнаружат, что он впутался в подобное дело ради личной выгоды, они 
лишат его возможности продолжать политическую деятельность, благодаря которой 
он только и мог наживаться. Не следует забывать, что любая организация, 
например, компания, владеющая одной из уже действующих городских линий, имела 
право ходатайствовать перед муниципалитетом о разрешении удлинить пути. Это шло 
на пользу благоустройству города, и потому ходатайство подлежало удовлетворению.
 Вдобавок Стробик не может одновременно являться акционером конной железной 
дороги и мэром города. Иное дело, когда Каупервуд частным порядком действует в 
интересах Стинера!

Примечательно, что этот план, который Стинер от имени Стробика излагал 
Каупервуду, в корне видоизменял позицию последнего по отношению к городским 
властям. Несмотря на то, что с Эдвардом Батлером Каупервуд вел дела лишь 
частным порядком, как его агент, и несмотря также на то, что он ни разу не 
виделся ни с Молленхауэром, ни с Симпсоном, он все же догадывался, что, 
оперируя с городским займом, фактически работает на них. С другой стороны, 
когда Стинер явился к нему и предложил исподволь скупать акции конных железных 
дорог, Фрэнк по его поведению сразу понял, что тут дело нечисто и что Стинер и 
сам считает свою затею противозаконной.

— Скажите-ка, Каупервуд, — начал городской казначей в то утро, когда он впервые 
заговорил об этом деле (они сидели в кабинете Стинера в старом здании ратуши, 
на углу улиц Шестой и Честнат, и казначей, предвидя огромные барыши, пребывал в 
благодушнейшем настроении), — нет ли в обращении бумаг какой-нибудь конной 
железной дороги, которые можно было бы скупить, чтобы впоследствии, при наличии 
достаточного капитала, прибрать к рукам эту дорогу?

Каупервуд знал, что такие бумаги имеются. Его быстрый ум давно уже учуял, какие 
возможности кроются в них. Омнибусы мало-помалу исчезали. Лучшие маршруты конки 
были уже захвачены. Тем не менее улиц оставалось еще достаточно, а город 
разрастался не по дням, а по часам. Прирост населения сулил в будущем большие 
перспективы. Можно было рискнуть и заплатить любую цену за уже существующие 
короткие линии, — если имелась возможность выждать и впоследствии удлинить их, 
проложив пути в более оживленных и богатых районах. В голове Каупервуда уже 
зародилась теория «бесконечной цепи» или «приемлемой формулы», как это было 
названо впоследствии, заключавшейся в следующем: скупив то или иное имущество с 
большой рассрочкой платежа, выпустить акции или облигации на сумму, достаточную 
не только для того, чтобы удовлетворить продавца, но и для того, чтобы 
вознаградить себя за труды, не говоря уже о приобретении таким путем избытка 
средств, которые можно будет вложить в другие подобные же предприятия, затем, 
базируясь на них, выпустить новые акции, и так далее до бесконечности! Позднее 
это стало обычным деловым приемом, но в ту пору было новинкой, и Каупервуд 
хранил свою идею в тайне. Тем не менее он обрадовался, когда Стинер заговорил с 
ним, ибо финансирование конных железных дорог было его мечтой и он не 
сомневался, что, однажды прибрав их к рукам, в дальнейшем блестяще поведет это 
дело.

— Да, разумеется, Джордж, — сдержанно отвечал он, — есть две-три линии, на 
которых, имея деньги, можно со временем неплохо заработать. Я уже заметил, что 
на бирже кто-нибудь нет-нет да и предложит пакеты их акций. Нам следовало бы 
скупить эти акции, а там посмотрим: может быть, и еще кто-нибудь из держателей 
вздумает продать свой пакет. Наиболее интересным предложением мне сейчас 
кажутся линии Грин-стрит и Коутс-стрит. Будь у меня тысяч триста — четыреста, 
которые я мог бы постепенно вкладывать в это дело, я бы ими занялся. Для 
контроля над железной дорогой требуется каких-нибудь тридцать процентов 
акционерного капитала. Большинство акций распылено среди мелких держателей, 
которые никогда не бывают на общих собраниях и не принимают участия в 
голосовании. Тысяч двухсот или трехсот, по-моему, хватило бы на то, чтобы 
полностью забрать в свои руки контроль над дорогой.

Он назвал еще одну линию, которую со временем можно было бы захватить тем же 
способом.

Стинер задумался.