руками. И не сегодня, не вчера, не во времена вождя Наны, и даже не во времена 
испанских конкистадоров, задолго до них. Открытие заронило в сильно бьющееся 
сердце бородатого старателя луч надежды. Вполне возможно, оно объяснит то, что 
никак не мог понять шотландец в легенде Эдамса: как Брюеру удалось ускользнуть 
от засады, устроенной на продовольственный отряд, возвращающийся из 
Уингейтского форта? Просто-напросто спрятавшись в какой-то «норе, не больше 
кроличьей»? Эдамс объяснил, что Брюер, мол, «скрылся в скалах», а Брюер добавил 
насчет «норы». А вот карта старого Эна, назвавшего тропу за Наблюдательным 
Уступом «брюеровской расщелиной» кое-что объясняла. Маккенну поразил отход от 
традиционного названия. И сейчас, борясь за свою и за жизнь своей девушки и 
увидев, что на тропе остались следы деятельности древних, он понял, что 
предположения его не обманули. Если Маккенна прав и над тропой потрудились 
чьи-то руки, то, значит, их должно поджидать кое-что получше «кроличьей норы» 
Брюера. И вот через четыре поворота тропа закончилась перед глухой стеной.
Поначалу Маккенна ничего не мог понять. А затем увидел их. Стершиеся и 
засыпанные пылью веков. Но несомненные, как в тот день, когда их вырезали в 
застывшем потоке лавы, перегородившем поверхность трещины.
Ступеньки. Пятнадцать, может двадцать. Вырезанная в камне лестница. Ее сделали 
люди, жившие задолго до Христа, фараонов, майя, инков и ацтеков.
Фрэнчи, которая вцепившись в Маккенну, начала было снова задыхаться и хныкать 
от быстрого подъема и шока, вызванного внезапным тупиком, вдруг почувствовала, 
что цепкие руки старателя вырывают ее из тьмы безнадежности и разочарования.
— Хватит киснуть! — рявкнул Маккенна, хватая девушку за плечи и хорошенько 
встряхивая. — Смотри сюда: видишь вырубленные скалы? Это ступеньки, поняла? Эти 
дыры в скале — ступеньки! Им тысячи лет. Но главное, что они — здесь. Мы можем 
только молиться, чтобы они не привели нас в ад. Или чтобы он оказался 
интереснее этого каменного мешка. Давай, девочка, шевелись: мы еще живы!
— Глен, я больше не могу! Мне не одолеть даже одной ступеньки. Мне никогда не 
забраться на эту гору. Да еще по этим крошечным, плоским запилам!
— Эти крошечные запилы много лучше больших запилов, остающихся от топора Хачиты.
 Мы должны забраться, Фрэнчи. Не так уж крута эта скала, как кажется.
— Я постараюсь, Глен. Но я не слышу шума, и не слышала его с тех самых пор, как 
мы влезли в расщелину. Может, подождем и посмотрим?
Но Маккенна не собирался лезть без нее. Хотя и знал, что ступеньки — не тропа и 
так просто девушку по ним не погонишь. Она должна была сама захотеть лезть. 
Доисторический человек был проворен, как обезьяна, и он вырезал эти ступени не 
для двуногих девятнадцатого столетия после рождества Христова. Индейцы племен 
зуни или пуэбло могли устраивать на них спортивные состязания, биться об заклад,
 кто быстрее поднимется, или же карабкаться по отвесной скале вверх-вниз для 
того, чтобы поразить воображение своих любимых. Но для Глена Маккенны и 
Франчелии Стэнтон эта лестница содержала серьезную угрозу сорваться и упасть на 
безжалостное дно. В общем, смерть.
Но все равно, пусть лучше падение, чем топор Хачиты.
— Фрэнчи, — начал рыжий старатель, — ты когда-нибудь видела, как кошка играет 
на поляне возле мышкиной норки? Прыгает, скачет, в общем, ведет себя довольно 
развязно, не пытаясь спрятаться… Но лишь до тех самых пор, пока не появится 
мышь. После этого она не издает ни звука. В мгновение ока игра превращается в 
охоту. А теперь послушай: там внизу, — он указал на узкую горловину расщелины,
 — Хачита. Он вышел на охоту.
— Этот индеец казался таким милым, простым, немного печальным…
— Он — апачская кошка, а мы белые мыши.
— Ты думаешь, он охотится за нами?..
— Нет, не думаю. Знаю. Значит, так: либо мы забираемся по этой каменной стене, 
либо ждем его здесь. И делать выбор надо немедленно: лестница или сталь?
Фрэнчи содрогнулась и как-то незаметно ссутулилась. Если и не улыбка тронула ее 
губы, то по крайней мере попытка улыбнуться, и, увидев это, Маккенна гордо 
прижал девушку к груди. Примерно так старший брат ободряет младшего, впервые 
проползшего по железнодорожной эспланаде над рекой возле родного города.
— Ну и славно. — Он ухмыльнулся в ответ. — Женщины — вперед.
«Ступени» шли зигзагообразно и находились на расстоянии трех-четырех футов друг 
от друга. Всего их было двадцать две, и они покрывали расстояние в сорок футов 
по вертикали. Дважды девушка поскальзывалась и непременно упала бы, если бы 
жилистые руки Маккенны не поддерживали ее снизу. По унаследованным от 
шотландских предков особенностям натуры и по превосходной аризонской выучке, 
бородатый старатель был отменным хайлендером(Хайлендер — житель гор) и сейчас 
взбирался по каменной «лестнице»с такой легкостью, словно сам когда-то вырубал 
в стене эти самые «ступени». Восхождение заняло десять убийственных минут, 
каждая секунда которых была поделена между судорожным пластанием по скале и 
взглядами вниз, в ожидании появления Хачиты. И даже после того, как Маккенна 
подтолкнув, перевалил Фрэнчи через уступ на площадку и выбрался на нее сам, ему 
не давала покоя мысль, что время, которое ни в коем случае нельзя было упускать 
— упущено.
Он постарался привести мысли в порядок — и не смог. От жары было не спрятаться, 
не убежать, она преследовала, словно направленная в лицо огромная лампа. Даже в 
столь ранний час солнце душило, не позволяя продохнуть: язык распухал, распирая 
челюсти, сердце, словно безумная птица, колотилось о костяные прутья грудной 
клетки. Маккенна знал только одно: надо подняться, выпрямиться, сделать хоть 
что-нибудь.
Но человек не может двигаться без воздуха. На такой высоте в жаре, после 
стремительного подъема, человеческое тело не в состоянии подчиняться каким бы