гагара на закате.
— Хеш-ке! — фыркнула она. — Вот еще! Очередная пелонская дребедень. Собачье имя 
этой девки — Салли. Да-да, не удивляйся, обыкновенное белое имя. Просто ее 
маманя делила свою подстилку с каждым вонючим койотом, забегавшим в ранчерию. 
Один из этих постельных захватчиков оказался белым. Имени называть не буду, 
потому что он занимает высокое положение в Аризоне Ну, а так как эта сучья 
матерь была полной дурой, то, чтобы ее выблядку перепали милости от 
муниципалитета, она заявила, что, мол, белое ничтожество и является отцом 
девочки. Но ты же по роже этой дряни видишь, каким белым был ее 
жеребчик-производитель. Ха! У меня самой шкура, что твоя седельная кожа, и 
все-таки я раз в шесть светлее, чем эта сучка. Ну, что ты — белый отец! Диос 
Мио!
Маккенна, почувствовав, что старуха наконец-то добралась до сути, никак не 
отреагировал на это восклицание, и индианка продолжала:
— Ты, конечно, можешь считать, что во мне сошлись лучи многих добродетелей, но 
— увы! — только обманешься. Слабостей у меня хоть отбавляй, и главной из них 
является невозможность противостоять ударной силе тулапай.
«Тулапай»— это кукурузная апачская самогонка, крепостью раза в два превышающая 
самодельное приграничное виски. Маккенна, пробовавший ее во время своих долгих 
странствий не на одной ранчерии, прекрасно понял, почему Маль-и-пай так 
горестно вздыхала. Эта жидкость была незаменимой во многих случаях. Например, 
ею можно было заправлять лампы. Прижигать раны. Отбеливать одежду. 
Дезинфицировать «йакаль» после оспы или туберкулеза, а еще лучше железистой 
эпизоотии. Ею было хорошо сводить ржавчину со старых ружей. На ее основе можно 
было готовить мазь для втирания в больные конечности хромых лошадей, или 
коровью микстуру для выведения ленточных червей. Но пить ее было нельзя ни в 
коем случае. Разве только позарез понадобится хорошая дыра в желудке или 
кишечнике.
— Мои соболезнования, мамаша, — кивнул бородач. — Я сам едва выжил после ее 
приема.
— Вальенте! — закричала старуха. — Я знала, что ты настоящий мужчина! И как 
долго ты болел?
— После приема тулапай? Неделю или около того. И то лишь потому, что выпил в 
один присест одну небольшую чашку. И, разумеется, это было несколько лет назад.
— Айе! — Вновь старая леди вздохнула с раздирающим сердце хрипом. — Когда мы 
молоды, нас ничто не страшит, даже тулапай. Но я-то, Маккенна, давно не 
девочка! Так вот: когда Пелон добрался до ранчерии и вынюхал, что Эн передал 
тайну каньона мне, ему припомнилась эта моя слабость. Потратив полчаса на то, 
чтобы перелить тулапай из горшочка в мое брюхо, он узнал о Сно-та-эй все, что 
было известно мне. Эй, Мария!
Маккенна нахмурился.
— Что-то не понимаю я, мамаша — сказал он. — Если Пелон узнал о тайне золотого 
каньона от тебя, тогда зачем он охотился за Эном? И зачем, пор Диос, держит 
меня здесь?
— Все очень просто, — пожала плечами старуха. — Я так напилась, что начисто 
забыла дорогу к каньону. Помнила только то, что Эн рисовал мне те же карты, что 
и тебе. Мне казалось, что я смотрю в зеркало и никак не могу сообразить, что к 
чему. Этот проклятый тулапай выбелил мне мозги лучше самого гремучего 
отбеливателя. Эх!
— Вот уж точно — эх! — сказал Маккенна. — А дальше?
— Осталось немного. Буквально крохи. Например, что Пелон, выйдя на охоту за 
Эном, взял с собой меня, надеясь, что я все вспомню. Он ведь прекрасно знает, 
что пытать меня бесполезно. Я из племени апачей.
— Еще бы, — отозвался Маккенна.
— Потом надо было как-то пристроить Салли! Но и тут все обошлось: дело в том, 
что Пелону приходится ублажать Манки, потому что этой обезьяне женщина нужна 
ежедневно. Поэтому Пелон прихватил с ранчерии свою полусестру, а заодно 
приволок девку из племени пима, которая была рабыней в одном клане мескалерских 
апачей, и за которую он отдал три пояса патронов для винчестера и, насколько 
мне помнится, хромую лошаденку. Он не крадет вещи у родственников, этот Пелон. 
Хороший мальчик.
— Куда уж лучше, — кивнул Маккенна. — За все твои рассказы, мамаша, я у тебя в 
неоплатном долгу. Ты ведь знаешь, что мужчинам больше всего не по себе, когда 
они не знают о делах и замыслах противников.
Старая женщина блеснула змеиными глазками.
— На мой взгляд, ты не слишком беспокоишься о своих врагах, Маккенна. Меня не 
проведешь. Я видела, как ты прошлой ночью зырил на эту костлявую девку. Вот, о 
ком ты по-настоящему беспокоишься.
Маккенна не знал, что сказать, но все-таки решил не сворачивать с прямого курса,
 считая его наилучшим.
— Похоже, — сказал он, — не наступит то утро, когда мне, матушка, удастся тебя 
обмануть. Признаю: стройная девушка меня действительно интересует.
— Ха! Интересует, говоришь? Айе де ми! Если бы ты не был связан, и рядом не 
было ее родителей и здоровенного старшего брата, ты бы в секунду затащил ее в 
ближайший каньон и завалил на травку даже быстрее этого чертова Манки!
— Боже мой, мамаша, — запротестовал Маккенна, — да что ж ты такое говоришь?!
— Да все то же, — откликнулась старуха. — Валялся бы с ней в травке целый день 
и вопил от счастья.
— Не собираюсь я слушать эту гнусную болтовню, — огрызнулся Маккенна. — Этого 
бедная, славная девушка не заслужила, и тебе это известно.