— Если угодно, можешь сам все проверить, — быстро вставил Пелон. — Я пошлю 
Лагуну, которому, пожалуй, единственному из нас в городе ничего не грозит, а ты 
поедешь с ним вместе и проследишь, чтобы все было, как надо. Договорились, 
омбре?
— Конечно. — Живость и притворное рвение, с которыми Манки согласился на 
предложение Пелона, не ускользнуло от сметливого Беша. Молодой воин чирикауа 
поднял руку.
— За этим животным нужен глаз да глаз, — сказал он. — Если он выедет из 
Джила-Сити даже с сорока «йори», то сюда не доберется ни один. Ты ведь это 
прекрасно знаешь, Пелон.
Знания Маккенны в языке индейцев племени яки исчерпывались дюжиной простейших 
слов. Одним из них было «йори», что переводилось, как «белый человек». 
Поддерживая протест Беша, Глен кивнул.
— Точно, Пелон. Должен поехать еще и третий.
Бандит с наслаждением усмехнулся.
— Амиго, — сказал он. — Ты даже не можешь себе представить, насколько это точно.
 Мы взяли с собой это, — тут он ткнул пальцем в сторону яки, — только чтобы 
узнать: сколько белых скальпов можно привезти из Аризоны за один наезд. Манки 
чувствует, что времена индейцев остались в прошлом, поэтому хочет привезти 
внукам какие-нибудь сувениры. Ты ведь понимаешь, Маккенна. Сентиментальность… 
Болезнь сердца. Какой человек с этим справится? Так скажи! Неужели я должен 
отказывать своим мучачос в маленьких привилегиях?
— Что ты, что ты, — мрачно помотал головой Маккенна. — Ни в коем случае. Значит,
 дела обстоят так: завтра Лагуна, Манки и еще кто-нибудь отправятся в 
Джила-Сити. Кто же будет третьим? Ты, Беш?
Услышав свое имя, стройный апач поднялся на ноги. Он твердо взглянул Маккенне в 
глаза.
— Да, третьим будет Беш, — сказал он сильным проникновенным голосом.
Если это и был вызов Пелону или кому-нибудь еще, то никто его не принял. Вожак, 
пожав плечами, махнул рукой, выражая этим свое полное одобрение. Участниками 
завтрашней поездки были продуманы детали движения как в город, так и из него. 
Лагерь быстро превратили в подобие спальни, а Маккенну и белую девушку 
приковали к стоящим в разных концах поляны соснам столетними испанскими цепями, 
которые старуха выудила из переметных сумок. У пленников не было возможности не 
только поговорить, но даже обменяться взглядами. Через несколько минут после 
того, как Пелон объявил об окончании совещания, лагерь погрузился в темноту. В 
тишине было слышно, как ворочаются на одеялах люди и как стреноженные апачские 
пони жуют возле ручейка бутелою.



КУКУРУЗНАЯ КАША И ЖАРКОЕ ИЗ МЯСА МУЛА

Проснувшись на следующее утро, Маккенна увидел, что проспал все на свете. 
Лагерь словно вымер, лишь старуха варила на костре кашу-размазню, которая, судя 
по омерзительному запаху, была основательно сдобрена мульим мясом. Маккенна 
содрогнулся и от запаха, и от вида самой поварихи, точно зная, что ей 
обязательно захочется накормить его своей отравой. Чтобы предотвратить беду и 
попытаться установить местонахождение отсутствующих бандитов, старатель решил 
пустить в ход свое неотразимое обаяние.
— Доброе утро, матушка, — ласково начал он. — Красота наступающего дня может 
сравниться разве что с твоим очарованием. Сантисима! Что это так пахнет? 
Пиньоль? Замечательно! Прекрасное утро, грациозная женщина и вкусная горячая 
пища. Айе де ми! Чего еще может желать человек?
Старуха выпрямилась. Она смотрела на белого с любопытством песчаной гадюки, 
наблюдающей за приближающейся мышью. Наконец, ответно кивнула.
— По крайней мере, — сказала индианка, — эта штуковина должна удержать тебя от 
необдуманных действий. Не вздумай шутки шутить.
И подняла лежавший рядом с костром раздолбанный винчестер. Маккенна, притворно 
ужаснувшись, вскинул руки вверх.
— Матушка, у меня и в мыслях не было ничего дурного! Ты ж понимаешь. Я просто 
слушаю пение птиц! Вдыхаю запах хвои! Внимаю призывному кличу ручья! Смотрю, 
как он вспыхивает на солнце, когда струится, журчит по лугу и когда целует 
каждый камешек и обломок гранита! Разве это не прекрасно?
Старуха подозрительно уставилась на Маккенну. Она подошла к дереву, к которому 
он был прикован, склонила голову: в покрытых пленкой змеиных глазках 
засветилось нечто похожее на любопытство.
— Так говорят индейцы, — прокаркала она. — Белым плевать на птиц, ручьи и траву.

— А белому, которого ты видишь перед собой, — нет. Я, матушка, люблю эту землю.
— Врешь, ты любишь золото, что в ней лежит. А без него эта земля тебе ни к чему.

— Не правда, — насупился Маккенна. — Я ищу золото для того, чтобы оставаться и 
жить здесь. Чтобы покупать еду, одеяла, амуницию и иногда — немного виски.
— У тебя белый язык, — сказала старуха.
— Нет, — улыбнулся Маккенна, высовывая предмет спора. — Как видишь — красный. 
Как и твой.
Индианка сделала еще пару шагов вперед, пристальнее вглядываясь в старателя.
— Белый, — повторила она. — Его корень посередине, а не внизу, поэтому он может 
двигаться в разные стороны.