онной Долорес; а если нет, хотя бы  получить
личный отказ принять меня, - как оба мои компаньона.
   - Нет, милый мой дон Артуро, - сказал падре, делая слегка  протестующий
жест рукой. - Боюсь, что и у тебя ничего не выйдет. У нее сейчас  началась
неделя поста, а в это время она не принимает решительно  никого,  даже  по
срочному делу. Поверь мне, милый мальчик, подобно всем другим  -  а  может
быть, и более, чем другие, - ты фантазируешь там, где надлежит  рассуждать
Донна Долорес прячет свое лицо  не  для  того,  чтобы  будить  любопытство
мужчин. Увы,  -  бедное  дитя!  -  ей  приходится  скрывать  уродующую  ее
злосчастную татуировку. Ты  ведь  знаешь,  она  наполовину  индианка.  Она
неразумна, суетна, быть может, но ведь надо и понять ее, она - женщина.  -
И философический падре  отметил  последнее  слово  легким  пожатием  плеч,
достойным его святого покровителя.
   - Быть может, все это и так, но говорят, она красотка, - возразил Артур
с шаловливым лукавством, которое любил противопоставлять всяким  серьезным
рассуждениям. Даже в разговоре с падре привычка брала свое.
   - Ах, дон Артуро, пустые россказни, - нетерпеливо возразил отец Фелипе,
- обыкновенная девушка-индианка, смуглая, как поле, выжженное солнцем.
   Артур скорчил гримасу, которая могла равно выражать как сомнение, так и
согласие с собеседником.
   - Что же, тогда придется нам рыться в бумагах  вдвоем  с  вами.  Bueno!
Давайте их сюда, и поскорее покончим с этим делом.
   - Poco tiempo [здесь: сейчас, успеем (исп.)], - улыбаясь, ответил  отец
Фелипе. Потом добавил более серьезным тоном: - Почему ты  так  говоришь  о
предстоящем деле? Разве у тебя  нет  к  нему  профессионального  интереса?
Молодой начинающий адвокат, младший компаньон в солидной фирме! Значит  ли
это, что юриспруденция тебя не увлекает?
   Артур засмеялся.
   - Нет, отчего же. Профессия не хуже всякой другой.
   - А право спасти погибающего? Оправдать невинно осужденного? Бороться с
несправедливостью? Разве это не благороднейшая задача, сын  мой?  Ах,  дон
Артуро, ведь именно потому и ты, и твои коллеги так дороги всем нам, всем,
кто пострадал от ваших судов, от ваших corregidores [губернаторов (исп.)].
   - Разумеется, - поспешил согласиться Артур,  отмахиваясь  от  сердечных
слов священника с привычной легкостью, которая в данном случае говорила не
столько о  скромности,  сколько  о  самолюбии,  не  позволяющем  принимать
незаслуженную похвалу. - Да и прибыль от того, в конечном счете,  немалая.
"Честность приносит выгоду", - как учил основатель нашей философии.
   - Как ты сказал? - переспросил священник.
   С  педантической  точностью  Артур  перевел  на  испанский   знаменитое
изречение Франклина и с наслаждением увидел, как остолбеневший отец Фелипе
в священном ужасе воздел руки и возвел очи к небу.
   - Это и есть ваша американская нравственность? - вопросил он наконец.
   - Без сомнения. Добавьте к тому Перст Судьбы. И еще -  Звезду  Империи.
Без всего этого мы не были бы здесь, и я не имел  бы  чести  быть  с  вами
знакомым, - сказал Артур по-английски.
   Отец  Фелипе  растерянно  поглядел  на  своего  молодого  друга.  Артур
мгновенно стал снова почтителен и перешел на испанский.  Чтобы  переменить
тему разговора и развеять неловкость, он принялся юмористически  описывать
свое утреннее приключение. Его попытка имела Лишь  частичный  успех.  Отец
Фелипе заинтересовался его рассказом, но смеяться  не  стал.  Когда  Артур
кончил, он подошел к молодому человеку  и,  опустив  пухлую  руку  на  его
кудрявую  голову  отцовским  жестом  -  профессиональным  и  привычным,  -
повернул его к себе лицом.
   - Взгляни-ка мне в глаза, дон Артуро. Я  старый  человек.  Не  сердись,
если я попытаюсь дать тебе полезный совет. Слушай внимательно. Ты  из  тех
мужчин, которые любят женщин и сами нравятся женщинам. Прости меня, но это
так,  -  добавил  священник,  заметив  улыбку  Артура  и  легкий  румянец,
мгновенно выступивший у него на щеках. -  Разве  я  не  прав?  Тут  нечего
стыдиться, дон Артуро! Не здесь, -  продолжал  он,  указывая  вдохновенным
жестом на стену трапезной, где  висело  раскрашенное  изображение  святого
Антония, - не здесь станем мы легкомысленно судить о женских  чарах  Вдова
богата; ты это знаешь. Она хороша собой. Она впечатлительна.  Ты  оказался
холоден к профессии, которую себе  избрал.  Что  следует  отсюда?  В  тебе
дремлют инстинкты, как бы это выразить яснее,  способности  и  таланты,  о
практическом  применении  которых  ты  еще  не  помышлял  Ты  прирожденный
любовник. Не сердись на меня, ты владеешь четырьмя S: sano, solo, solicito
y secreto [здоровый, одинокий,  услужливый,  скрытный  (исп.)].  Так  вот,
прислушайся к совету старика. Претвори свои слабости, - нет, пожалуй,  это
слишком строго сказано! - забавы и  мечты  своих  юных  лет  в  могущество
зрелого возраста. Ну, что ты мне ответишь?
   Артур снисходительно усмехнулся. Он вспомнил, как  вознегодовал  только
что священник, услышав от него некую моральную аксиому.  Приняв  притворно
негодующий вид и откинувшись в кресле, он спросил с комическим пафосом:
   - А что, отец  мой,  если  сердце  мое  уже  занято,  если  оно  пылает
искренней страстью к друг