ЬВИДА

   Если  существует  хоть   одно-единственное   место,   где   нестерпимое
однообразие калифорнийского климата кажется уместным и  естественным,  то,
уж наверное, это древний почтенный _пуэбло_ и миссия [миссии  в  испанской
Калифорнии   первоначально   -   опорные   пункты   католической   церкви,
насильственно обращавшей в христианство индейские племена;  вокруг  храмов
или монастырских построек зачастую вырастал городок - пуэбло], носящие имя
святого Антония. Безоблачное, всегда неизменное, невозмутимое летнее  небо
кажется здесь отличительным признаков и символом  того  аристократического
консерватизма, который раз навсегда отвергает все  и  всяческие  новшества
Путешественник, въезжающий в _пуэбло_  на  собственном  коне,  -  традиции
Сан-Антонио не  допускают  появления  почтовой  кареты  или  дилижанса,  с
которыми в городок могут прибыть люди случайные и сомнительные, - читает в
лицах глазеющих пеонов, что крупные ранчерос [землевладельцы  (исп.)]  все
еще владеют  окрестными  землями  и  отказываются  их  продавать.  Проехав
короткую, окаймленную с двух сторон стенами, улицу и выбравшись на _пласа_
[площадь  (исп.)],  путешественник  убеждается,  что  в  городке  нет   ни
гостиницы, ни таверны и что, если кто-нибудь из местных жителей не  окажет
ему гостеприимства, он останется и без еды и  без  ночлега.  Ведя  коня  в
поводу,  он  входит  во  двор  ближайшего   из   внушительных   особняков,
выстроенных из сырцового кирпича, и незнакомые люди приветствуют его важно
и гостеприимно. Оглядевшись, он  видит,  что  попал  в  царство  прошлого.
Солнце жжет на низких крышах продолговатую красную черепицу,  напоминающую
кору коричного дерева, так же, как жгло  ее  уже  сто  лет,  а  костлявые,
похожие на волков псы облаивают его в точности  так,  как  отцы  и  матери
облаивали предыдущего незнакомца, забредшего во двор добрых  двадцать  лет
тому  назад.  Несколько  полуобъезженных  мустангов,  связанных   крепкими
реатами [веревка, лассо (исп.)],  стоят  возле  длинной,  низкой  веранды;
солнце играет на серебряных бляхах, украшающих конскую сбрую; кругом, куда
ни  глянь,  глухие  глинобитные  стены;  ровная  белизна   их   столь   же
невыразительна, как и монотонно текущие  здешние  дни,  как  невозмутимые,
бесчувственные небеса; над зеленью  оливковых  деревьев  и  груш,  кривых,
дуплистых,   шишковатых,   словно   скрюченных   старческим   ревматизмом,
поднимаются белые куполообразные башни миссии; за миссией -  узкая,  белая
прибрежная  полоса,  а  дальше  океан,  безмерный,  сверкающий,  извечный.
Пароходы, медленно ползущие вдоль темной береговой линии,  кажутся  отсюда
существами далекими, нереальными, принадлежащими к миру  Фантазии.  С  той
поры - это случилось в 1640 году, - когда  буря  выбросила  на  прибрежный
песок выбеленные морем останки испанского галеона, ни один корабль еще  не
бросил якорь на открытом рейде, пониже изогнутого Соснового  мыса,  откуда
вопросительно и безнадежно глядятся  в  океан  белые  стены  _пресидио_  и
снятая с лафета бронзовая пушка.
   При всем том _пуэбло_ Сан-Антонио неудержимо влечет к себе алчные взоры
и вожделения американцев. Обширные плодородные земли, неисчислимые  стада,
роскошная субтропическая растительность, необыкновенно здоровый климат  и,
наконец,  чудодейственные  минеральные   источники   Сан-Антонио   волнуют
неугомонных сан-францисских дельцов, лишают их покоя и сна. По счастью для
судеб  Сан-Антонио,  земли  вокруг  находятся   во   владении   нескольких
богатейших местных семейств. Все они  входят  в  состав  трех  поместий  -
"Медведя", "Преблаженного Рыбаря" и "Святой Троицы". Хозяева земель успели
подтвердить законным порядком свои владельческие права в первые же  месяцы
американского вторжения, а сравнительная отдаленность земель от  городских
центров охраняет их пока что от  происков  ненасытных  иноземцев.  Правда,
среди счастливых владельцев этой калифорнийской  Аркадии  имеется  и  одна
американка - вдова дона Сепульвида.  Полтора  года  тому  назад  достойный
Сепульвида скончался в возрасте восьмидесяти четырех  лет  и  оставил  все
свое  огромное  имение  очаровательной  молодой  жене-американке.   Теперь
казалось  более  чем  вероятным,  что  прелестная,  неотразимая,  живая  и
общительная донна Мария Сепульвида вдруг возьмет да и подарит свою руку, а
с нею и имение какому-нибудь проходимцу-_американо_,  который  под  пошлым
предлогом "усовершенствования" загубит старосветский  устоявшийся  порядок
жизни Сан-Антонио. Угроза  была  нешуточной,  отнестись  к  ней  следовало
вполне серьезно, а если сие возможно, то и отвратить молитвами и постом.
   Утверждают, что когда донна Мария, через год после смерти мужа,  уехала
на месяц в Сан-Франциско и вернулась оттуда по-прежнему в  одиночестве  и,
по всем данным, ни с  кем  не  помолвленная,  в  церкви  при  миссии  была
прочитана по этому поводу благодарственная молитва.  Дальнейшие  намерения
вдовы были тем более существенны для Сан-Антонио,  что  самое  крупное  из
названных  трех  поместий,  Ранчо   Святой   Троицы,   принадлежало   тоже
представительнице легкомысленного пола, наследнице  покойного  губернатора
(как считалось, его незаконной дочери от индианки). По счастью,  опасность
вдовства ей не грозила, ибо преданность  религии  и  затворническая  жизнь
уберегли ее  от  вступления  в  брак.