от волнения Олли была уже дома, но  никаких
приготовлений к отъезду Гэбриель не заметил.
   - Я вижу, ты еще не начала паковаться, Олли, - сказал  он,  -  впрочем,
паковать-то особенно нечего.
   - Ничего не нужно паковать, Гэйб, - заявила Олли, смело глядя  в  глаза
смущенному великану.
   - Как так не нужно паковать? - спросил Гэбриель.
   - Совершенно не нужно, -  подтвердила  Олли  решительным  тоном.  -  Мы
никуда  не  уезжаем,  Гэбриель,  это  уже  решено.  Я  ходила  к  адвокату
Максуэллу, и мы обо всем договорились.
   Потеряв дар речи, Гэбриель плюхнулся на стул и в изумлении уставился на
сестру.
   - Мы договорились, Гэбриель, - холодно подтвердила  Олли,  -  сейчас  я
тебе все расскажу. Утром я зашла к адвокату и  выложила  напрямик,  что  я
думаю о поведении миссис Маркл. Это решило дело.
   - Помилуй бог, Олли, что же ты ему сказала?
   - Что сказала? - откликнулась Олли. - Да все, что мне известно об  этой
женщине; ты ведь и половины не знаешь! Как она стала заигрывать с тобой  с
первой же минуты, еще когда ты лечил ее покойного мужа. Как ты не  замечал
ее, пока я тебе о ней не сказала. Как она повадилась ходить к нам,  сидела
возле тебя целыми часами и глаза вот так таращила, - тут Олли  изобразила,
как  миссис  Маркл  делала  Гэбриелю  глазки,   причем   с   неподражаемым
искусством,  которое  непременно  привело  бы  в  ярость  почтенную  даму,
Гэбриеля же заставило вспыхнуть до ушей, - и как она из  кожи  лезла  вон,
только бы зазвать тебя к себе, а ты все  отказывался.  И  еще  рассказала,
какая она лживая, мерзкая, бесстыжая старая бестия.
   Задохнувшись, Олли замолчала.
   - И что же он ответил? - спросил Гэбриель, тоже задыхаясь от волнения.
   - Сперва ничего. А потом стал смеяться  и  смеялся  так  долго,  что  я
испугалась, как бы он не лопнул. А потом он сказал... как это он сказал...
- запнулась Олли, стараясь вспомнить подлинное выражение адвоката.  -  Да,
он сказал: "Какое ужасное, чудовищное недоразумение!" Вот,  Гэйб,  как  он
назвал миссис Маркл! Провалиться мне на месте, если он так ее  не  назвал!
Потом у него начался второй приступ смеха, а потом, не знаю  уж,  как  это
случилось, Гэйб, но меня тоже разобрал смех, а потом и она стала смеяться.
   - Кто она? - воскликнул Гэбриель, впадая в отчаяние.
   - Ах, Гэйб, ты думаешь, на свете и  женщин  других  нет,  кроме  миссис
Маркл! - возразила Олли. - Я говорю о  даме,  которая  сидела  у  адвоката
Максуэлла и слушала мой рассказ. Да что там слушала! Ловила каждое  слово,
не хуже чем сам адвокат. Пожалуй что, -  добавила  Олли  не  без  законной
гордости, - пожалуй что, им понравилось, как я рассказывала. Ах, Гэйб,  до
чего я ее ловко отделала!
   - Ну и что же он тебе сказал? - спросил Гэбриель,  все  еще  предаваясь
унылости. Как и всякому простодушному человеку, лишенному  чувства  юмора,
непонятная  веселость  адвоката  должна   была   показаться   ему   весьма
подозрительной.
   -  Адвокат  хотел  сразу  же  идти  к  тебе,  сказал,  что  вам   нужно
объясниться, но дама  его  остановила  и  что-то  шепнула  на  ухо;  я  не
расслышала.  Наверное,  Гэйб,  они  очень  дружны;  он  каждого  ее  слова
слушается. А мне она сказала, чтобы я шла домой, и еще сказала, что никуда
не нужно уезжать. На том мы дело и покончили.
   - А больше он ничего тебе не сказал? - встревоженно спросил Гэбриель.
   - Больше ничего. Он стал было расспрашивать меня про старые  времена  и
про Голодный лагерь, но я сделала вид, что ничегошеньки не помню -  я  уже
тебе говорила, Гэйб, что не хочу, чтобы меня считали  каллибанкой,  -  так
что я нарочно стала отвечать ему невпопад, пока он не  сказал  этой  даме:
"Девочка, как видно, ничего не знает". А дама и не хотела совсем, чтобы он
меня расспрашивал; она даже знаки мне делала, чтобы я ему не отвечала. Ах,
Гэйб, она такая умница! Я сразу заметила, как только увидела ее.
   - А какая  она  из  себя,  Олли?  -  спросил  Гэбриель  с  виду  совсем
равнодушно, но на самом деле обуреваемый всевозможными мыслями.
   - На миссис Маркл ни капельки не похожа, Гэйб, совсем  в  другом  роде.
Небольшого роста, с белыми зубками, тоненькая, красиво одетая. Она не  так
уж мне понравилась, Гэйб, хоть и была со мной добра. Мне трудно рассказать
точно, какая она; у нас таких нет. Ах господи, да вот и  она  сама,  Гэйб,
пришла сюда!
   Кто-то, войдя, заслонил свет,  падавший  через  открытую  дверь.  Когда
Гэбриель поднял голову, он увидел женщину, которую  спас  в  каньоне.  Это
была госпожа Деварджес.




ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЖИЛА


1. ВЕТЕРАН 49-ГО ГОДА

   Начало  нежаркого  лета  1854  года  ознаменовалось  на  калифорнийском
побережье   приходом   туманов,    густых,    холодных,    синевато-серых,
непроницаемых  для  человеческого  глаза.  Короткая  весенняя  пора   едва
миновала, на холмах в окрестностях Сан-Франциско еще не увяли цветы,  и  в
горах Контра-Коста дикий овес не успел даже пожелтеть. Но  он  был  плотно
укрыт густой, словно китайская тушь, вуалью, а полевые  цветы  в  холодных
объятьях  тумана  стояли  как  неживые.  Словом,  погода  была   настолько
непривлекательной, что калифорнийским ветеранам  приходилось  с  удвоенным
усердием внушать приезжему гостю, что туман весьма полезен для здоровья  и
что лучше климата, чем в Калифорнии, нигде не сыскать.
   Не  было,  пожалуй,  другого  человека,  столь  скл