и всем снова стать вдоль коек. 
— Приготовиться к посадке, — крикнул он. И затем через несколько секунд: — 
Ложись! 
Взвод мгновенно попрыгал по койкам. Те, кто спал наверху, прыгали с разбегу. 
Упав на постель, лежали не шевелясь. Только слышно было, как еще ныли пружинные 
сетки. 
— Ну, нет, червяки. Так дело не пойдет. Слишком лениво. А ну... подъем. Всем 
стать у коек... Приготовиться к посадке... Ложись! 
И вновь новобранцы, как подстегнутые, ринулись по койкам. Легли, затаились. Но 
сержант снова был недоволен. Шесть раз прыгали солдаты в постель, и шесть раз 
Магвайр возвращал их в строй: 
— Кому говорят, быстрее! Вот же ленивая скотина! Быстрее! 
Только на седьмой раз он решил, что необходимая быстрота достигнута, и 
прекратил тренировку. Солдаты, потные, с бешено колотящимися сердцами, молча 
лежали под одеялами, стараясь сдержать рвущееся из легких дыхание. Магвайр 
медленно прошелся по проходу, осмотрел лежащих, помедлил еще немного, потом 
кивком приказал Мидберри выключить в кубрике свет. 
— Эй, вы, там, — крикнул он в темноту. — Запомните! Если какая-нибудь скотина 
вздумает открыть пасть — весь взвод будет до утра физподготовкой заниматься. 
Помолчав еще с минуту, он круто повернулся и вышел из кубрика. Следом вышел 
Мидберри. Дверь несколько раз качнулась на петлях и затихла. 
Некоторое время в кубрике еще царила мертвая тишина. Потом кто-то тихонько 
кашлянул. В другом конце послышался приглушенный вздох. Где-то заворочались, 
послышался скрип пружин. [35] 
— У-гу-гу... — кто-то из солдат начал тихонько подвывать на алабамский манер. — 
У-гу-гу... Эта дяденька, — затянул ломаный голос, — очень плоха-а-я. Эта 
дяденька — на-а-аршивая задни-и-ца... 
— Да уж, паскуда порядочная, — поддержал другой голос из темноты. — Такая мразь,
 что и клейма ставить негде... 
— Ма-а-агвайра... Ма-а-агвайра... — тянул первый голос. — У-гу-гу... У-гу-гу... 

Раздался смех, потом опять воцарилась тишина. 
— Послушай-ка, Уэйт... 
— Кто это? 
— Это я — Рыжий. 
— Чего тебе? 
— Правда, он ненормальный? 
— Кто? 
— Да Магвайр. 
— Откуда я знаю? 
— Так ведь он вон что вытворяет. Он ведь садист, правда? 
— Да брось ты, Рыжий. Это у него просто работа такая. 
— Не знаю. — Адамчик смотрел вверх, угадывая в темноте проступавшие сквозь 
матрас контуры тела Уэйта. — Мне кажется, у него не все дома. 
— Ты только не делай из этого проблемы. Человек делает свою работу. Вот и все. 
Что тут особенного. 
Адамчик не ответил. Он лежал, думая о том, что очень хотел бы верить Уэйту, 
считающему, что сержант вовсе не садист и тем более не сумасшедший. Хотел бы, 
да не мог. Может быть, Уэйт сам устроен по-другому? Не так, как он. Все ведь 
может быть. Сам же он воспитан в ином плане. Семья, церковь и отец Матузек 
учили его совсем по-другому, требовали, чтобы он умел отличать добро от зла. И 
сейчас ему было совершенно ясно, что сержант Магвайр был олицетворением зла. 
Он припомнил слова из катехизиса о том, что человеческое тело — это всего лишь 
сосуд для души, сосуд для доброго духа и уже только за это достойно всяческого 
уважения. Магвайр же своими поступками осквернял это убеждение. Он обращался с 
людьми хуже, чем со скотиной. Или эта дурацкая молитва о винтовке... Как он 
смеет превращать святое таинство молитвы в какое-то [36] посмешище! Неожиданно 
ему пришла в голову мысль: а исповедуется ли Магвайр кому-нибудь в том, как он 
обращается с новобранцами, что вытворяет в казарме. Да какая там исповедь! 
Смешно даже говорить. Он и в церковь-то, наверно, никогда не ходит. Какая может 
быть церковь для такого дикого зверя! Настоящее чудовище! Сам зверь и на других 
смотрит, как на животных. 
Думая о Магвайре, Адамчик вдруг улыбнулся — ему показалась совершенно нелепой 
мысль о том, что у штаб-сержанта могут быть товарищи, друзья. Или тем более 
семья. Этот Магвайр скорее всего так и родился сержантом-инструктором. И всю 
жизнь только и занимается тем, что измывается над новобранцами в учебном центре,
 высмеивает их и все то, во что они верят, что свято и дорого для них. 
Уэйт вдруг перегнулся через край койки, поглядел вниз: 
— Ты спишь? — спросил он Адамчика. 
— Нет. — Адамчик поднял лицо, поглядел туда, откуда доносился шепот. Лицо Уэйта 
казалось далеким мутно-белым пятном. 
— Хочу спросить тебя, Рыжий. Ты что, действительно все это всерьез принимаешь? 
Зря ты это. Ей-богу, зря. И эту твою кличку — Двойное дерьмо тоже не принимай 
близко к сердцу. Тут так принято. Обычай такой. У сержантов. Он же просто 
старается показать нам, какой он строгий. Вот и измывается поначалу. 
— Откуда ты это знаешь? 
— Да мой старший брат служил в морской пехоте. В резерве был. У этих 
инструкторов такой закон — измываться над молодыми. Они со всеми так, не только 
с тобой или с кем еще. 
— Может, и так. Не знаю.