негодование, которое лишь несколько секунд назад переполняло грудь. Какой же он 
дурак, если воображает, что сможет хоть чем-то отомстить сержанту. Даже если бы 
ему и удалось притащить со стрельбища боевой патрон, тот обязательно в 
последний момент заклинится у него в винтовке. А случись такое невероятное 
событие, что ему удастся набраться мужества и выстрелить, он наверняка 
промахнется. А Магвайр? Смешно даже подумать, что он может испугаться такого 
мозгляка и труса, как Адамчик. Попробуй, выстрели в него. Он ведь пулю в 
воздухе поймает и даже не поморщится. Да что там говорить! Адамчику была 
совершенно ясно, что он никогда в жизни не осмелится украсть патрон на 
стрельбище, не говоря уж о том, чтобы притащить его тайком в казарму. Сама 
мысль об этом была самым настоящим бахвальством, только и всего. Размечтался, 
болван, как сопливый мальчишка, раскуражился. Коли ты такой уж храбрый, так вон 
штык висит на спинке койки. Всего лишь шаг сделать. Возьми да и двинь им 
Магвайру под ребро. Иль промеж лопаток. Что, не осмеливаешься? Кишка тонка? Вот 
то-то и оно. Ведь сержант может услышать, как ты пошевелился. Что тогда? Где 
тебе уж с ним совладать? И думать не смей. Похрабрее тебя парни [147] и то его 
боятся как огня. Не тебе чета. Этот Магвайр все равно что вон монумент с горы 
Сурибати — твердый и монолитный. Не человек, а камень. До него пальцем 
дотронуться и то страшно. Можешь его бояться, можешь ненавидеть, но выступить в 
открытую, напасть — и думать не смей. Никогда! Твой единственный удел теперь — 
изо всех сил стараться делать так, чтобы ни в коем случае не стать ему поперек 
дороги. Это твое единственное спасение. Только это, и больше ничего! 
Покончив тем временем с койками, Магвайр и Мидберри начали обыскивать рундуки и 
вещмешки. Мидберри переходил от одного рундука к другому, опускался у каждого 
на корточки и внимательно просматривал все содержимое. 
— Не забудь просмотреть все письма, — крикнул ему Магвайр. 
Мидберри тут же вернулся к первому рундуку и приказал стоявшему рядом хозяину 
предъявить всю корреспонденцию. Взяв письма в руки, он вытащил из конвертов все,
 что там было, развернул листки, тщательно посмотрел, не осталось ли чего 
внутри. Лишь убедившись, что денег нет, отдал письма и перешел к следующему 
рундуку. 
Магвайр в это время потрошил вещмешки. Он брал их по одному за нижние углы, 
приподнимал на уровень груди и, резко встряхнув, выбрасывал на пол все 
содержимое. Затем садился на корточки и внимательно перетряхивал вещь за вещью, 
засовывая руки в носки, в карманы, тщательно прощупывая подкладку и углы. Он 
даже разворачивал пакетики с лезвиями для бритья, открывал коробочки с иголками 
и нитками. Все просмотренные вещи отшвыривались в сторону, они летели куда 
попало — на пол, под койку, на рундуки. По кучам валявшегося в беспорядке 
барахла можно было точно определить, где осмотр уже был проведен, а где еще нет.
 
С начала обыска прошло уже три часа. Были разворошены койки, вышвырнуто все из 
вещмешков, опустошены рундуки. Новобранцы еще держались на ногах. Кое-кто 
потихоньку менял положение, пытался незаметно привалиться к спинке койки. 
Магвайр остановился покурить, Мидберри сел рядом на стол для чистки оружия. 
[148] 
— Парни здорово устали уже, — потихоньку сказал Мидберри. — Сколько времени на 
ногах. Может, разрешить им присесть? 
Магвайр медленно покачал головой. 
— Этого еще не хватало. Разреши им только, так уж наверняка денег не найдешь. 
Думаешь, вор что, железный? У него ведь тоже, поди, ходули затекать начали. А 
дай этому червячине отдохнуть, все наши труды кошке под хвост. 
— Но остальные-то при чем? 
— Как так, остальные? 
— Они же не виноваты в том, что кто-то... 
— И что же ты предлагаешь? — перебил Магвайр. — Разделить эту банду на две 
группы? Одну посадить отдыхать, а про другую думать, что этот подонок с ловкими 
лапками именно там, в этой группе? Так, что ли? — Магвайр медленно разминал 
сигарету. — Нет уж, дудки. Пока не отыщем ворюгу, виноватыми считаются все. — 
Он отошел от стола и, повысив голос, крикнул: — Учтите, скоты, что эта бодяга 
может затянуться. Может так получиться, что и всю ночь проискать придется. И вы,
 черви, всю ночь вот так простоите, коли та мразь не отыщется. Как вам это? 
Он прохаживался между рядами стоявших в молчании солдат. Потом остановился: 
— Скажу честно, не хотел бы я очутиться сейчас в его штанах. Особенно когда вся 
банда узнает, из-за кого ей пришлось этак вот страдать всю ночь, не спать, 
стоять как истуканы. А завтра ведь нам на стрельбище топать. Не забыли? 
Магвайр неожиданно вдруг обернулся и схватил за шиворот новобранца, стоявшего у 
него за спиной: 
— Ах ты, подлюга! — заорал он что есть мочи. — Думал, я не услышу, мразь? 
Заскулил, как паршивая собачонка... 
— Сэр, я не виноват, — испугался солдат. — Я нечаянно, сэр. Ногу очень свело. 
Больно очень... 
— И сейчас больно, подонок? Больно? А ну, брюхом на палубу! Стать на все 
четыре! Живо! 
Солдат поспешно опустился на четвереньки, вытянулся, как мог. 
— Вой, скотина! Да погромче! Новобранец послушно завыл во все горло. [149] 
— Вот это здорово! Ну прямо как псина. А теперь ползи, как собака. До сортира и 
обратно. И выть всю дорогу по-собачьи. Вот как сейчас. Чтобы всем слышно было. 
П-шел, псина паршивая! 
Он внимательно посмотрел, как солдат зашлепал на четвереньках из кубрика, потом 
обернулся ко взводу: