нечего, только радоваться надо. Вы, конечно, очень хотели бы узнать, кто же 
этот фискал ротастый, что у нас завелся? Все, поди, хотите? Не так ли, командир 
третьего отделения? 
— Виноват, сэр. — Уэйт изо всех сил старался ответить так, чтобы голос не 
дрожал, но ничего не мог с собой поделать. — Но мы уже знаем об этом... 
— Вот оно как! Вы, оказывается, уже знаете? [319] 
— Так точно, сэр! 
— Ишь ты! Ты изволишь утверждать, будто весь взвод уже знает, кто эта трусливая 
вонючка? 
— Так точно, сэр. Взвод знает, кто проболтался. 
Ему очень хотелось сказать, что взвод знает, у кого хватило все же духу сказать 
правду, но он побоялся еще больше разозлить Магвайра. Однако и поджимать так 
просто хвост ему тоже не хотелось. Он хорошо знал (видел это не раз 
собственными глазами), как ловко Магвайр умеет заставлять людей врать и 
выкручиваться, принимать на себя вину и даже умолять о прощении, хотя они ни 
сном ни духом не ведали, в чем же состоял» их прегрешения, а порой даже знали, 
что виноваты вовсе не они, а кто-то другой. Да, этот человек был великим 
специалистом по таким делам. Ему было абсолютно безразлично, виноват человек 
или нет. Просто нужен был очередной повод для глумления, требовался 
бессловесный червяк, с которым можно было поиграть, как кошке с мышкой. 
«Да только теперь он не на такого нарвался, — подумал Уэйт. — Пусть другую мышь 
поищет, а уж со мной ему не поиграть. Черта лысого». 
Он знал, в чем состояла его вина, если это можно назвать виной. Знал, что и 
Магвайр это знает. Но он также понимал, что, если бы все повторилось сначала, 
он снова поступил бы так же. И не важно, было бы снова страшно или нет, решения 
своего он все равно не изменил бы ни за что. Он не стыдится своего поступка и 
не позволит Магвайру превращать себя в посмешище. 
— Стало быть, — продолжал Магвайр, — все уже знают? 
— Так точно, сэр. 
— Тогда просвети и меня, червячина. Расскажи своему сержанту, какая это 
желтобрюхая сволочь раззявила тут свою вонючую пасть. Ну-ка! 
— Сэр, я уверен, что господину сержанту и так все уже известно... 
— Да что ты говоришь? Ничего мне не известно! Ну, ничегошеньки! 
— Сэр, я уверен, что господину сержанту все уже известно. 
В рядах застывших в ожидании солдат послышался [320] возмущенный ропот. Не 
оборачиваясь, Магвайр прикрикнул на них. Подошел поближе к Уэйту: 
— Говорят, болван, тебе, что я ничего не знаю — значит, не знаю, и точка. Так 
что давай, выкладывай. Да побыстрее, чтоб тебя черт побрал! 
— Сэр, я уверен, что господину сержанту все уже известно. По-моему, рядовой 
Тейлор доложил уже, что... 
Он не успел закончить фразу. Страшный удар в живот оборвал его на полуслове, 
второй, прямо в лицо, швырнул назад, на металлическую спинку кровати. Уэйт 
попытался выпрямиться, но новые удары, сперва в лицо, а потом опять в живот, 
заставили его скорчиться от боли. Уже падая головой вперед, он почувствовал, 
как кулачище Магвайра обрушился ему сзади на затылок, и все потонуло в страшном 
мраке... 
— Не сметь трогать! — Уэйту казалось, что слова доносятся до него откуда-то 
издалека. Будто сквозь вату проходят. Он скорее догадался, нежели почувствовал, 
как рука Адамчика, коснувшаяся было его плеча, вдруг отдернулась, как от удара 
током. В ушах сильно звенело, ужасно болела челюсть, казалось, что она вся 
разломана на куски. Однако дыхание постепенно восстанавливалось. С трудом, 
превозмогая боль, он приподнялся на локте. Никогда еще в жизни ему не было так 
страшно, никогда так нестерпимо не хотелось вскочить и броситься бежать. И все 
же он не чувствовал себя побежденным. Плакать-то уж он себе не позволит. И 
просить пощады. Ни за что на свете. И падать в обморок тоже. Или лгать во имя 
спасения. Он еще покажет им, что в этом проклятом, забитом, ненавистном ему 
взводе все же есть один человек с нутром мужчины, а не трусливого цыпленка. 
Откуда-то издали до него дошли слова Магвайра, требовавшего, чтобы он поднялся 
на ноги. И в этот же миг ему вдруг подумалось, а сможет ли он дотянуться до 
штыка. Он ведь специально положил его сверху на подсумке. Тогда еще, когда 
вернулись с ужина. Значит, штык должен быть где-то неподалеку. Он и защелку на 
всякий случай оставил открытой. Успеть бы только схватить его и выдернуть из 
ножен прежде, чем Магвайр поймет, что он задумал. Он осторожно поднялся на 
колено... 
В тот же миг штаб-сержант грубо схватил его за ворот рубашки, рывком поставил 
на ноги. [321] 
— Так я еще раз повторяю, червяк, что не знаю, кто тут у нас фискалит! Тебе 
понятно? Тогда отвечай, скотина, и я тебя отпущу с миром. Ясненько? 
Солдаты смеялись. Магвайр не обращал на них внимания, на лице его блуждала 
довольная улыбка... 
— Чего же ты трусишь, парень? Давай выкладывай! С какой тебе стати покрывать 
этого жалкого фискала? Ведь он небось о тебе не думал, когда обратился к 
следователю, чтобы донести на нас. О тебе и обо всем взводе. Верно ведь? Весь 
взвод как штык стоял на своем, и только эта падаль ужом извивалась перед 
лейтенантишкой. Шипела ему на ушко, выслуживалась. А ты ее покрывать удумал. Да 
на кой черт это тебе нужно всякую дрянь выгораживать... 
Одобрительные возгласы и смех покрыли слова сержанта. Это уж было слишком. 
Магвайр явно ломал комедию, играл на публику. «Ну что же, — подумал Уэйт, — 
хочешь поиграть, так я тебе помогу. Подыграю маленько, подонок паршивый. Все 
равно подыхать, так хоть уж с музыкой».