прибывшие,  чтобы что-то купить,  собирались вокруг
слепых послушать истории времен начала эры какао  -  начала  столетия.
Они кидали монеты в чашку у ног слепого,  гитара стонала,  голос пел о
стычках в Секейро-Гранде, о кровопролитиях прошлого:
                    Тут в жизни столько не стреляли,
                    Не хоронили столько у дорог.
     Люди с улыбкой присаживаются на корточки,  некоторые опираются на
палки   и   внимательно,   слушают   повествование   слепца.    Гитара
аккомпанирует  виршам,  перед глазами возникают люди,  которые некогда
завоевывали лес и вырубали его,  люди,  которые убивали и гибли  сами,
люди,  которые  сажали  какао.  Еще  живы многие из тех,  кто принимал
участие в стычках из-за Секейро-Гранде. Некоторые из них упоминаются в
балладах,  распеваемых  слепцами.  Но  слушатели  почти  не  связывают
нынешних фазендейро со вчерашними завоевателями.  Как будто это другие
существа, настолько это было давно, настолько это были другие времена!
Раньше здесь высился густой и таинственный лес,  теперь это  плантации
какао,  сверкающие  желтизной  плодов,  похожих  на золото.  Перебирая
струны гитары, слепцы поют об этом страшном времени:
                    Я вам поведаю историю,
                    Что вас заставит ужаснуться.
     Страшная и ужасная история леса Секейро-Гранде.  В ту самую ночь,
когда братья Меренда и трое жагунсо Орасио на тропинке напали на Синьо
Бадаро,  в  ту  же  самую  ночь Жука во главе десятка людей отправился
бесчинствовать в округе.  Началось с  того,  что  убили  двух  братьев
Меренда,  говорят, прямо на глазах у матери, для устрашения остальных.
Потом они прискакали на плантацию  Фирмо,  подожгли  маниоковое  поле.
Фирмо уцелел только потому, что его не было дома - он уехал в Табокас.
     - Уже дважды ускользнул,  -  сказал  Жука.  -  В  третий  раз  не
улизнет.
     После этого  отправились  на  плантацию  Браза   и   там   начали
перестрелку. Браз со своими людьми оказал сопротивление, и Жуке Бадаро
пришлось убраться,  оставив на поле боя одного убитого  жагунсо  и  не
узнав,  сколько пало со стороны Браза. Один был сражен наверняка - его
убил Витор; Жука видел, как человек упал. Антонио Витор утверждал, что
подбил еще одного, но другие не были в этом уверены.
     Два десятка лет спустя слепцы,  бродившие  по  ярмаркам  в  новых
поселках  Пиранжи  и  Гуараси,  основанных  там,  где  раньше  был лес
Секейро-Гранде, слагали сказания об этих битвах:
                    Бывало больно, было грустно
                    Смотреть, как гибнет зря народ:
                    Пал у Орасио жагунсо,
                    Сражен наемник Бадаро...
                    Земля телами покрывалась,
                    И сердце кровью обливалось
                    При виде стольких преступлений -
                    Ужасных жертвоприношений.
     Жагунсо были в почете,  за ними гонялись,  вербуя тех, у кого был
меткий глаз,  кто доказал на деле свою  храбрость.  Рассказывали,  что
Орасио  послал  людей  в сертан за знаменитыми жагунсо,  что Бадаро не
жалели  денег,  когда  надо  было  заплатить  меткому  стрелку.   Ночи
наполнились страхом,  тайной и неожиданностями. Ни одна дорога, как бы
широка она ни была,  отныне не считалась надежной для пешехода. Никто,
даже  тот,  кто  не  имел никакого отношения к лесу Секейро-Гранде,  к
Орасио  и  Бадаро,  не  осмеливался  ездить  по  дорогам   какао   без
сопровождения,  по крайней мере, одного телохранителя. Это было время,
когда торговцы скобяными товарами наживали себе состояния  на  продаже
оружия.  Исключение  составил  только  Азеведо  из  Табокаса,  который
разорился,  поставляя оружие для Бадаро,  и сумел спасти кое-что  лишь
благодаря  своей политической ловкости.  Теперь в глубокой старости он
содержал зеленную лавку в Ильеусе и рассказывал  юношам,  учившимся  в
городе:
                    Крестьянин заступ свой бросал
                    И брался за ружье, кинжал,
                    А оружейник ликовал:
                    Оружье он распродавал.
                    На миллион наторговал!
     Спустя два  десятка лет рассказывали и пели свои сказания об этом
времени.  В этих сказаниях повествовалось о  подвигах  Бадаро,  об  их
мужестве, о храбрости Синьо и Жуки:
                    Синьо, могучий властелин,
                    Глава семьи, и смел, и лих...
                    Однажды ехал он один,
                    Прикончил в схватке пятерых!
                    И брат Жука храбрец, что надо,
                    Сверх всякой меры смелым был.
                    Жука, бывало, без пощады
                    Больших и малых смело бил!
     Но в этих сказаниях говорилось и о  мужестве  людей  Орасио,  его
сторонников,  о  храбрости Браза,  самого смелого из них,  того,  что,
раненный тремя пулями, продолжал сражаться и убил двух противников:
                    Браз Бразилино, храбрый, гордый,
                    Себя он звал Жозе дос Сантос -
                    Ведь так звучало благородней -
                    Стрелял, когда от пули пал,
                    Хоть сам был ранен, убивал!
     Они описывали Орасио,  который из  своей  фазенды  отдавал  людям
распоряжения, посылал их на дороги, окружавшие лес Секейро-