и.  У доны Аны чуть покачнулись носилки,  когда она
обернулась, услышав голос капитана. Некоторые потихоньку засмеялись.
     Вокруг Марго  собралась  группа  зевак,  глазевших  на процессию.
Когда мимо проследовали носилки Сан-Жорже, рядом с которыми в ногу шли
Синьо Бадаро и Орасио, кто-то заметил:
     - Прямо глазам не  веришь!..  Полковник  Орасио  и  Синьо  Бадаро
вместе, рядышком. И доктор Жессе с доктором Женаро... Это просто чудо.
     Мануэл де Оливейра на мгновение забыл,  что  он  редактор  газеты
Бадаро, и произнес:
     - Каждый из них возносит Сан-Жорже молитвы,  чтобы  святой  помог
ему убить другого... Они молятся и угрожают...
     Марго рассмеялась,  остальные  тоже.  И  все   присоединились   к
процессии,  которая, как необыкновенная змея, медленно ползла по узким
улицам Ильеуса. В воздухе взрывались ракеты.



БОРЬБА

1

     Откуда в безлунной ночи  доносятся  звуки  гитары?  Это  грустная
песня,  тоскливая мелодия, в ней поется о смерти. Синьо Бадаро никогда
особенно  не  вслушивался  в  печальную   мелодию   и   слова   песен,
распевавшихся  в краю какао работниками - неграми,  мулатами и белыми.
Но сейчас,  проезжая по дороге на своем вороном коне, он почувствовал,
что эта музыка проникает ему в душу,  и,  сам не зная почему, вспомнил
фигурки на картине,  украшающей залу в его усадьбе. Музыка доносилась,
наверное,  с  плантации,  из  какой-нибудь хижины,  затерявшейся среди
деревьев какао.  Пел мужчина.  Синьо не понимал,  чего ради  негры  по
ночам  часами  тренькают  на  гитаре,  когда у них и без того так мало
времени для сна.  Но музыка доносилась  до  него  на  каждом  повороте
дороги,  иногда  она была еле слышна,  а то вдруг усиливалась,  словно
играли где-то совсем близко.
                    Мой удел безнадежно печален -
                    Только труд от зари до зари...
     Позади себя  Синьо  Бадаро  слышал топот ослов,  на которых ехали
жагунсо.  Их было трое:  мулат Вириато, высокий и худой Телмо с метким
глазом  и  женским  голоском  и  Костинья  - тот,  что убил полковника
Жасинто.  Они разговаривали между собой,  и ночной ветерок доносил  до
Синьо Бадаро отрывки их беседы:
     - Человек взялся за ручку двери и тут сразу поднялся переполох...
     - Он выстрелил?
     - Не успел...
     - Женщина всегда приносит несчастье...
     Будь тут негр Дамиан, Синьо подозвал бы его, они поехали бы рядом
и  Синьо  поделился бы с негром своими планами.  Негр слушал бы молча,
кивая своей огромной головой.  Но  негр  Дамиан  обезумел,  теперь  он
бродил  по  дорогам  какао,  смеясь  и  плача,  как  ребенок,  и Синьо
понадобилось употребить всю свою силу и волю,  чтобы убедить  Жуку  не
убивать негра.  Недавно видели,  как Дамиан, рыдая и плача, проходил в
окрестностях фазенды,  и его нельзя  было  узнать  -  худой,  покрытый
грязью,  с  провалившимися глазами,  он бормотал что-то насчет мертвых
детей и белых ангельских гробиков. Он был хороший негр, и Синьо Бадаро
до  сих  пор  не  мог понять,  почему он промахнулся в ту ночь,  когда
стрелял в Фирмо.  Неужели он уже тогда был сумасшедший?  Музыка, вновь
донесшаяся   до   него   на  повороте  дороги,  снова  вызвала  в  нем
воспоминания о том вечере. Синьо Бадаро вспомнил о картине в гостиной:
крестьянка  и пастухи,  голубая лазурь,  свирель.  Вероятно,  это была
очень трогательная музыка, с нежными словами любви. Музыка для танцев,
потому  что  нога  у девушки на картине оторвалась от земли,  словно в
балетном па.  Не то,  что эта музыка,  которая сопровождает  его;  она
походит на похоронный марш:
                    Жизнь моя - это попросту каторга.
                    Как приехал сюда, меня заковали
                    В прочные цепи какао...
     Синьо Бадаро   вглядывается,   стараясь   рассмотреть,   что  там
виднеется  по  сторонам  дороги.  Вот  невдалеке,   наверное,   хижина
работника с плантации.  Или, быть может, это поет человек, бредущий по
тропинке  с  гитарой  и  коротающий  себе  путь  песней.   Уже   минут
пятнадцать,  как  эта  песня  сопровождает кавалькаду - в ней поется о
жизни в здешних краях,  о труде и о смерти, о судьбе людей, попавших в
плен  к какао.  Но глаза Синьо Бадаро,  привыкшие к ночному мраку,  не
различают ни единого огонька  далеко  в  окружности.  Они  видят  лишь
зловещие глаза филина,  который по временам степенно ухает.  Вероятно,
это поет какой-то человек,  идущий по тропинке.  Он поет, коротая себе
песней путь,  а Синьо Бадаро,  направлявшийся на фазенду,  должен быть
настороже.  Это опасные тропы,  нет уже больше покоя на дорогах вокруг
леса Секейро-Гранде.
     В тот вечер,  когда он отдал приказ негру Дамиану убить Фирмо,  у
него   еще  была  какая-то  надежда.  Но  теперь  все  кончено.  Война
объявлена.  Орасио собирается вступить в Секейро-Гранде,  он  собирает
людей,  затеял  в  Ильеусе тяжбу,  добиваясь признания за ним права на
владение землей.  В тот вечер, когда девушка с европейских полей, там,
на картине, танцевала на одной ножке, у Синьо Бадаро была еще какая-то
надежда.  Конечно же, человек шел по тропинке - голос его слышался все
ближе  и  ближе,  он  усиливался  и  вместе с тем становился все более
грустным: