|
же пошлю записку Орасио.
Портные переглянулись. Тонико продолжал:
- Полковник Орасио отправил дону Эстер в Ильеус, чтобы не
подвергать ее опасности на фазенде... Говорят, он вступит в лес еще на
этой неделе... он уже заключил с Бразом, Фирмо, Жозе да Рибейра и
Жарде договор о разделе леса... У него остается половина, а другую
половину поделят те, кто ему помогает. Так ведь, доктор?
Врач пытался отрицать:
- Для меня это новость...
- Доктор... - Тонико Боржес закатил глаза. - Но ведь известно
даже, что Виржилио составил договор, который сейчас скреплен печатью и
всем, чем полагается... Да! Манека Дантас тоже входит в долю... Все
уже об этом знают, доктор, это секрет полишинеля...
В конце концов Жессе признался и все рассказал, даже то, что он
тоже будет иметь частицу леса. Тонико Боржес пошутил:
- Значит, и вы возьметесь за оружие, доктор, не так ли? Вы уже
купили себе кольт-38? Или предпочитаете парабеллум? Если нужно, я могу
продать вам... в хорошем состоянии...
Доктор Жессе засмеялся:
- Я уже слишком стар, чтобы начинать карьеру героя...
Все расхохотались; трусость доктора вошла в поговорку. Но он все
же оставался уважаемым человеком во всей округе. И это было
поразительно, ибо единственное, что могло уронить человека в глазах
жителей земли какао от Феррадаса до Ильеуса, - это трусость. Человек,
прослывший трусом, не имел будущего на дорогах и в поселках какао.
Если от человека и требовалось какое-либо качество для того, чтобы в
период завоевания земли добиться успеха в жизни на юге Баии, таким
качеством являлось мужество. Как можно отважиться жить среди жагунсо и
завоевателей земли, среди беспринципных адвокатов и убийц, не знающих
угрызений совести, если не относиться спокойно к жизни и смерти?
К человеку, который получал удар и не отвечал на него, который
убегал от драки и не мог рассказать никакой истории о своих подвигах,
местные жители относились неуважительно. Доктор Жессе был единственным
исключением. Врач в Табокасе, член муниципального совета Ильеуса,
выдвинутый Орасио, одним из политических лидеров оппозиции, доктор
Жессе был единственным, сохранившим свою репутацию в глазах
общественного мнения, несмотря на то, что был известным трусом.
Малодушие доктора Жессе вошло в поговорку, и когда хотели оценить
степень трусости кого-нибудь, доктор всегда служил мерилом:
- Он почти такой же трус, как доктор Жессе...
Или:
- Он трусливее даже любого родича доктора Жессе...
И эти слухи распускали не политические противники врача, как
можно бы подумать. Его собственные друзья и соратники, никогда не
рассчитывавшие на него во время столкновений, рассказывали в барах и
публичных домах разные истории, в которых доктор Жессе выставлялся
самым последним трусом.
Так, рассказывали, что во время жаркой схватки, происшедшей в
Табокасе между людьми Орасио и Бадаро, доктор Жессе сбежал в дом
терпимости и был найден там под кроватью. В другой раз во время
избирательной кампании по выборам в сенат и палату депутатов он
выступал с импровизированной трибуны на предвыборном митинге в порту
Ильеус. Из Баии прибыл кандидат в депутаты от оппозиционной партии по
этому округу; это был совсем молодой человек, только еще начинавший
свою политическую карьеру, сын бывшего губернатора штата. Юноша с
большой опаской отправился в агитационную поездку. Он наслышался
всяких страшных историй об этой земле и боялся выстрела в спину или
удара кинжалом. Орасио послал в Ильеус наемников для охраны своего
кандидата во время митинга. Жагунсо с револьверами за поясом, готовые
на все, окружили трибуну. Люди Бадаро смешались с толпой, собравшейся
из любопытства послушать юношу из Баии, пользовавшегося славой
хорошего оратора. Первым выступил доктор Руи, как всегда сильно
навеселе; он стал поносить федеральное правительство. Потом слово было
предоставлено доктору Жессе, на долю которого выпала честь представить
кандидата избирателям. И наконец наступила очередь самого кандидата.
Он подошел поближе к краю трибуны - небольшого сооружения из досок от
старых ящиков, раскачивавшегося под тяжестью ораторов, откашлялся,
чтобы привлечь внимание, дождался полной тишины и начал:
- Сеньоры, уважаемые дамы и сеньориты... Я...
Больше он ничего не смог сказать. Среди собравшихся слушателей не
было ни дам, ни сеньорит, и ка
|
|